Еще Бамбенек знал, что его старший сын фотографировал и записывал на видео все подряд и выкладывал это в социальные сети. И сейчас до него дошло, что эта страсть, превратившая глаза его мальчика в продолжение фотокамеры, может оказаться полезной. Поэтому он присел на стул и принялся водить пальцем по экрану.

Шеф оказался прав. На экране сразу же высветилась папка с фотографиями. Коснувшись последней, он увеличил ее. Не понимая, что видит, он выбрал следующую. Его сын сфотографировал одно и то же десять раз подряд. Осознав, что тут нужен кто-то помоложе, Бамбенек бросился к администратору, которая работала в полиции на полставки, и попросил ее перенести фотографии с мобильника на компьютер. Взяв в руки смартфон, девушка отправила фотографии по электронной почте. Затем, стараясь не наступать на прикрытых простынями мертвецов, Бамбенек вошел в соседнюю комнату и включил компьютер.

С того момента как они вышли из полицейского участка, Чарльз не проронил ни слова. Ему хотелось, чтобы все случившееся за последние несколько дней оказалось сном. Хотелось проснуться от этого кошмара и оказался в своей гостиной в Принстоне или в кресле на веранде, стоявшем в тени старых деревьев, где его убаюкивал проникавший сквозь кроны полуденный свет.

В мире было мало такого, чего Чарльз боялся. Как правило, разум помогал ему справляться с эмоциями. Однако у него была одна-единственная фобия, и она была настолько иррационально сильной, что парализовала его мгновенно. Он в принципе не верил в терапию, считая, что большинство людей, посещающих сессии у психиатра, на самом деле ничем не болеют, а просто-напросто нуждаются в друзьях. Но эта фобия не поддавалась контролю, и Чарльз сходил на несколько сеансов в попытках разобраться с ней. Специалист, с которым он консультировался по поводу своего страха перед рептилиями, заявил, что он страдает от тяжелой герпетофобии, заставлявшей его пугаться даже фотографий безобидных ящериц. Как бы там ни было, страх стал настолько силен, что профессор перестал смотреть телеканалы, посвященные жизни животных, из боязни, что в кадре внезапно окажется рептилия. Если ему случалось увидеть живую змею, это зрелище преследовало его несколько недель, в течение которых его терзала бессонница. Если он решался посмотреть фильм, действие которого происходило в американской пустыне, он обычно спрашивал у друзей, не появляется ли на экране что-то «опасное», даже на несколько секунд. Чтобы он смог посмотреть «Прирожденных убийц», его друг, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, прислал ему отредактированную версию фильма, из которой были вырезаны все критичные для него кадры.

А вот трупов он не боялся. Их вид лишь напоминал ему о скоротечности жизни. Но одно дело видеть их в похоронном бюро или, скажем, в больнице, и совсем другое — прочувствовать все, что произошло в полицейском участке. И поэтому сейчас он лихорадочно размышлял над тем, как выпутаться из всей этой истории. Цена, которую приходилось платить за разгадку средневековой задачки, будь она сколь угодно важной и значимой, начинала казаться ему слишком высокой. Мученичество не было его призванием. Он подумал, что стоит занять позицию государства, которое не ведет переговоров с террористами, и просто отстраниться от проблемы. Он представил себе, как возвращается домой и рассказывает своему другу-адвокату все, что ему известно, сваливает ответственность на кого-то другого, чтобы этот сумасшедший серийный убийца понял, что на него, Чарльза, так давить нельзя. Возможно, он сумеет добраться до меча другим способом, а если нет, что ж, так тому и быть. Ему не впервой разочаровывать деда.

Чарльз решил поделиться своими размышлениями с Кристой. Та некоторое время молчала, а затем произнесла:

— Знаете, то существо, кем бы оно ни было, выпустило вас из тюрьмы.

Чарльз перевел на нее растерянный взгляд. Это уже начинало его раздражать.

— Вы хотите сказать, что это в некотором роде моя вина? Неслыханно!

— Вы же прекрасно знаете, что ничего подобного я не имела в виду. Я хочу сказать, что у вас нет шансов выпутаться из этой истории на данном этапе, потому что убийства не прекратятся. Возможно, вы слишком близки к разгадке. А кто бы или что бы ни выпустило нас из тюрьмы, оно хочет найти то, что нужно найти вам.

— Есть и кое-что еще, — вырвалось у Чарльза. — Это не «существо», не животное и не вампир. Это театральная постановка, разыгранная таким образом, чтобы произвести впечатление на меня. Дело рук совершенно безумного человека. Думаете, те две дырки на шее — действительно укусы? Кто-нибудь установил это? Коронер, судмедэксперт? Возможно, эти точки оставлены специальным оружием. А скрип? Когда мы шли, пол скрипел точно так же, но темнота, тишина и состояние, в котором мы оказались, привели все органы чувств в смятение. Как бы там ни было, у этого человека есть особенность. Он приволакивает ногу. У него особая походка.

— Да. Казалось, он вылез из-под земли и вернулся в нее же.

— Так или иначе, летать он не умеет. Возможно, какая-то болезнь заставляет его передвигаться таким образом.

— А этот жуткий холод?

— Театральный эффект. Сейчас легко достать холодильные машины, а свет можно выключить при помощи специального прибора. Пожалуйста, только не говорите мне, что слетаете с катушек.

Машина остановилась у фонаря, висевший на нем знак сообщал о разветвлении дороги. Взгляд Чарльза остановился на небольшом указателе в сторону Хрудима, деревни, где более шестисот лет тому назад в монастыре был создан «Гигантский кодекс» — вместе с дьяволом, преследовавшим его последние несколько дней. К сожалению, монастырь был уничтожен в ходе гуситских войн, поэтому смотреть там сейчас было не на что. Тем не менее Чарльз не мог отделаться от мысли, что совпадения преследовали его с пугающей частотой, противоречащей теории вероятности.

Больше Криста ничего не сказала. Они приближались к городу, и она нашла место для парковки возле супермаркета на окраине. Магазин еще не открылся. Машины на парковке оставляли на ночь. Она заехала на площадку, вышла из автомобиля, огляделась по сторонам и никого не увидела. Не поднимая головы, чтобы скрыть лицо, она поискала камеры и пришла к выводу, что если таковые и есть, то они находятся очень далеко. Выбрав как можно более старую модель, она вынула из кошелька кредитку и вскрыла ее, встретив восхищенный взгляд Чарльза. Криста завела мотор и вернулась к полицейскому автомобилю.

— Так, теперь мы угоняем машины, — произнес профессор. — Вы уверены, что вы не преступница?

Он помолчал. Несмотря на то что все происходящее ему не нравилось, постепенно он стал видеть в нем больше смысла. Что он знает об этой женщине, кроме того, что она ему нравится? Да, возможно, интуиция никогда не подводила его, когда дело касалось женщин, но все когда-то бывает впервые. Такой вещи, как праведность, не существует, нет тех, кто на сто процентов добродетелен. Столько лет занимаясь наукой, он знал: из всякого правила есть исключения. И что, если теперь настало время исключений? Что, если его наглая самоуверенность на этот раз подвела его? Что, если эта женщина, ни разу не доказавшая, что она та, за кого себя выдает, окажется кем-то другим? Действительно ли можно верить ее удостоверению? До него вдруг дошло, что таких удостоверений он никогда не видел. А если Криста работает на того, кто устроил все это шоу? Если она здесь ради того, чтобы убедиться, что он не сбежит? Как она сумела так много узнать о нем? Кто эта агент, так легко подвергающая себя опасности? И если это дело Интерпола, разве в нем не работают одни только бюрократы, а вовсе не оперативники? Чарльз почуял, что дело нечисто. Нужно быть осторожнее, намного осторожнее. Однако бежать смысла нет. Они скоро будут в Праге, а там можно будет смотреть по ситуации.