— Ты продолжаешь слепо верить ему? — он злобно хмыкнул, подошел и сел рядом со мной. — Думаешь, со всем справишься, предав меня?

— Я не предаю тебя, а открыто говорю, что не хочу плясать под твои указки. Я не отказываюсь от тебя, наоборот, прошу забыть месть и жить дальше. Дарий, услышь меня, ты еще можешь все изменить в своей жизни! — глупо даже наедятся, что он меня услышит. — А падать с тобой в пропасть я не буду, и ты не заставишь меня!

— Не заставлю, говоришь? — он захохотал, так что мороз прошелся по коже, и из глубины сознания стал подниматься животный страх. Потом, смех резко прекратился, он схватил меня двумя пальцами за подбородок и поймал мой взгляд. Он врезался в мое сознание как смертоносный смерч, в висках гудела резкая возрастающая боль, а голова раскалывалась, будто в ней орудуют сотни кинжалов. Воздух вдруг стал ледяным, запахло сырой могильной землей, я задыхалась, тьма стремительно надвигалась, и не было спасения. Я не могла даже пошевелиться, окутанная его жуткой удушающей силой. — Николь, ты думаешь, что неуязвима? Понимаешь, став солнечным вампиром, ты приблизилась к волкам, ты сильна с ними. А вот к вампирской силе ты теперь уязвима. Сейчас я лишь слегка показал тебе, что могу сделать. Представь, если я начну действовать, хотя бы чуточку сильнее? — его голос резал мою кожу ледяными ножами. — Ты в моей власти, так будет всегда, запомни. Если ты не заставишь страдать волков, я превращу каждую минуту твоей жизни в адские мучения, и то, что ты испытываешь сейчас, покажется тебе наслаждением, — он снова захохотал, и разжал руку.

Я упала на диван, задыхаясь, сжимая виски руками, пытаясь унять парализующую боль. Когда я смогла дышать ровнее, подняла глаза, дядя все еще сидел рядом, и сверлил меня взглядом.

— Дарий, месть тебя уничтожила настолько, что ты сам готов предать тех, кто искренне тебя любил. А я как бы там не было, не смотря на все наши разногласия, никогда бы не смогла причинить тебе вреда. Никогда бы не подставила тебя под удар. Ты для меня всегда был родным, — боль в голове постепенно утихала, а вот в душе образовалась кровоточащая рана. Мне все еще было жаль его.

Я встала, пошатываясь и пошла к выходу, не могла я больше тут находиться.

— У тебя есть время все обдумать, я не тороплю, — услышала его шепот, покидая комнату. Я даже не обернулась.

На улице была ночь. Я шла, не разбирая дороги. В голове шумело, мысли путались. Что делать? Куда идти? Мне сейчас так нужен был Рафаэль? Где он? Куда пропал? Сколько и куда я брела не знаю. Пока не услышала собачий лай за спиной. Обернулась, на меня смотрели огненные глаза Берты, собака добродушно виляла хвостом.

Тихая и спокойная ночь, тишина, удушающая, напоминающая о подкрадывающемся одиночестве. Вардан сидел за домом в волчьем обличье и выл на луну. Звезды сверкали ярко, как россыпь алмазов на темно-синем бархате. Лунный свет всегда завораживал его и манил, он даровал силу и успокаивал разбушевавшихся демонов.

Останься он в человеческом облике, он бы в край обезумел. Разнес бы дом в щепки, и натворил бы еще не одну глупость. Он взывал к силам природы, просил мудрости и спокойствия. Когда Николь ушла, дом вмиг опустел, у него не осталось, ничего за что бы он мог удержаться.

Тогда хватило нескольких секунд, чтобы в опустевших стенах осознать — солнечная девочка стала для него всем. А он дурак, не пошел за ней, пытаясь что-то анализировать, вспоминать события тридцати пятилетней давности. По факту, что бы там не случилось, там и осталось. Теперь сегодня, была его Николь, его свет, его рай, его жизнь.

Шанталь. В его матери было столько энергии, столько силы, что казалось, она как призрак будет еще не одно десятилетие витать над ними. Вардан любил мать, даже невзирая на ее разногласия с отцом, на ее чрезмерную жестокость и властность. Известие о причастности Николь, ошарашило, заставило вновь вернутся в самый мрачный период своей жизни. Смерть Шанталь принесла с собой череду испытаний, шрамы на душе и теле, боль от предательства.

Казалось, он уже переступил тот период, полностью оправился, и вот, привет из прошлого. Только там, в лесу он поверил, что счастье возможно. Они так сблизились, жена тянулась к нему, искренне улыбалась, ее стена неприязни дала ощутимую трещину. Вардан знал, надави он чуть сильнее, приласкай чуть больше, и Николь раскрыла бы объятия, подпустила бы к своему телу. Но уже тогда он хотел ее всю, чтобы отдалась душой и телом, и этого он готов был ждать и добиваться.

Он хотел, чтобы миг их телесного единения соединил их навеки. Уже тогда он понимал, что никогда никого не хотел так сильно, никогда и ни для кого не готов был усмирить зверя. Николь меняла его, и это было охренительно.

Только Вардан не был уверен в ответных чувствах. Может быть, он завоевал симпатию, но он хотел ее всю. И дома новости про Шанталь воскресили старые раны в душе, он боялся очередных стараний. Потому он просил откровенности, потому хотел услышать имя того вампира. Это бы подтвердило, что он ей не безразличен, что хоть что-то да значит для Николь.

Она же проявила твердость, не желая выдавать друга (или же он был больше, чем друг?). Он позволил ей уйти, отпустил свою девочку, из-за гордости и страха. В лесу он рассказал все, почти все, кроме выбора короля. Вардан не знал, потепление в их отношениях — это действие крови или зов ее сердца.

Еще его одолевала жгучая ревность. Слово «любимый» произнесенное два раза из ее уст и не в его адрес. У нее были тайны и прошлое, был тот, кого она называла так, с кем хотела прожить жизнь, это медленно отравляло сознание Вардана. Но спросить напрямую он опасался. Откровенность только делала первые неуверенные попытки войти в их жизнь, с другой стороны он боялся услышать правду. Вдруг ничего не изменилось, вдруг она не разлюбила? Тогда его надежды навсегда превратятся в золу, и их уже никогда не воскресить.

Волк безумно боялся, что не он окажется ее королем. Что, преодолев второй этап перевоплощения, Николь уйдет, покинет его, в поисках своего короля, или вернется к прежнему возлюбленному. Но и не хотел рассказывать, влияя таким способом на ее выбор. Он хотел поступить правильно, и даже готов был закончить жизнь с разбитым сердцем, лишь бы она обрела счастье.

Пусть Вардан не чувствовал ее запаха, пусть где-то на свете бродит его единственная волчица, но он был уверен больше, сильнее, чем теперь он любить не способен. Да, теперь, когда она ушла, он хотя бы себе мог признаться — это любовь, один единственный раз и навсегда. Звериное чутье подсказывало — это она. Даже если ему больно, он по-своему счастлив, ведь даже испытать подобное чувство — это уже самый большой подарок судьбы.

Голод терзал его сильнее, чем когда либо, тело ломало без нее, но это все же это была уже иная жажда, когда хочется в первую очередь не телесных утех, а душевной теплоты. Николь полностью его изменила, подчинила себе, и он не жалел об этом.

Даже если бы именно она в тот злосчастный вечер убила его мать, сейчас он готов был простить даже это. Волк бы простил ей все, и не задумываясь, положил бы жизнь к ее ногам.