Ланн вернулся в деревню просто потому, что ему больше некуда было возвращаться. И тут же попался на глаза жрецу, после чего еще неделю пытался избавиться от него, потому что Ярек вбил себе в голову, что Ланн просто обязан принять участие в соревнованиях на День Лучника. Ланн в свою очередь лениво жаловался на то, что у него нет нормального оружия, и с тайным наслаждением ломал каждый лук, который ему приносили. Ну, он и в самом деле не виноват в том, что сделанное в деревне оружие не выдерживает натяжения, к которому он привык, правда? Когда пыль уляжется, можно будет отправиться в Дрезен за чем-нибудь получше, а пока Ланн хотел только одного — чтобы его оставили в покое.

В конце концов Ярек заподозрил неладное и перестал переводить хорошее оружие на упрямого охотника. Но за два дня до праздника Эрастила в собственном доме на обеденном столе Ланн обнаружил прекрасный тисовый лук с эльфийской резьбой — легкий, прочный и, скорее всего, зачарованный. Слишком дорогой для любого из деревенских жителей.

Командор не сказала ни слова, когда уходила из храма Паллары, так что очевидно это было что-то вроде: «Прости, что я сломала твое оружие». Знать бы еще, как сказать что-то вроде: «Прости, что я позволил демонам сломать тебя».

Решение пожертвовать пленниками, чтобы увеличить шансы на победу в заведомо неравном бою — далеко не первое сложное решение из тех, что она приняла в своей жизни. Но вместе с истреблением монгрелов и маячащей за ее спиной Бездной, оно показалось Ланну чудовищным. И оно таким и было! Вот только эти люди стали последними в череде множества жертв демонической колонии. Не пожертвуй ими командор, она не умерла бы, в отличие от своего спутника, но демоны получили бы чудесную игрушку, которую можно есть очень долго, а пытать практически бесконечно, и лет через пять все это море голодных повзрослевших демонов выплеснулось бы на ближайшие поселения. Промедли она, ожидая помощи из Дрезена, и колония нашла бы новое пристанище…

Нельзя спасти всех, иногда кем-то нужно пожертвовать. У нее не было ни времени, ни возможности найти другой путь.

Ланн повел себя, как полный кретин, но и у него не было времени подумать. Все, что он видел — это невинных жертв, которых нужно спасти.

Вздохнув, Ланн схватил лук со стола, наскоро натянул новую тетиву и покинул деревню, нервно оглядываясь, потому что если на этом свете есть кто-то внимательнее монахов, то это жрецы Эрастила. Ему нужно всего-навсего сказать «спасибо» и, может быть, «прости» — это не долго и не больно, хотя насчет второго он не очень-то уверен.

Впервые он заподозрил неладное, проходя мимо места, где принято оставлять дары Орсо — камень завален остатками сгнившей дичи и иссохшими травами, в плошках с медом увязли пчелы и мухи. Но если мясо и вправду портится быстро, то травами и медом Сайдири не пренебрегает никогда. По дороге в пещеру старой шаманки не нашлось ни одной ловушки, хотя Ланн искал едва ли не усерднее, чем в первый раз. Командор убрала их, все до одной. Так что когда в пещере Ланн не обнаружил ничего, кроме голых сырых стен, он даже не удивился.

Сайдири больше незачем здесь оставаться, и она точно не та женщина, которая ему нужна, так что какого черта в груди снова разворачивается бездонная дыра, он понятия не имеет. Он даже вином ее залить не сможет, потому что при одной только мысли об этом вспоминает полный восхищения взгляд и тихий шепот «Ты крепче вина…»

Наверное, это пройдет. Еще лет через десять. А пока нужно возвращаться домой.

— Я смотрю, лук ты нашел, — раздалось насмешливое за спиной, когда Ланн уже думал, что миновал все опасные места и добрался до дома без приключений. — Слушай, сынок, мне неприятно на тебя давить, но…

Ланн обернулся, Ярек стоял за старой оградой в своей обычной зеленой робе, вид у него был усталый. Подготовка к празднику отнимала много сил, а жрец уже не молод.

— Орсо ушел, — мрачно проговорил Ланн, — вот почему ты привязался ко мне.

— Если мы покажем Старику, что больше других на этой земле достойны его покровительства, он вернет зверя домой. Об этом все мои молитвы, но… — Ярек развел руками и бессильно хлопнул себя по пухлым бокам. — Три дня тому на краю деревни видели волков — первых за десять лет. Дальше будет хуже.

«О почтеннейший, позволь я расскажу тебе, насколько богам на вас насрать…» — сказала бы командор, будь она здесь. А затем и вправду рассказала бы Яреку и о старой шаманке, и об одержимом духом Бездны трупе медведя, и о том, как сама заняла его место, чтобы получить безопасное убежище и свежие припасы, и о том, что она уходит и теперь спасение поедаемых волками дело рук самих поедаемых.

Хорошо, что ее здесь нет.

* * *

В соревнованиях участвовали мужчины и женщины, и старые и молодые, некоторые были и вовсе подростками. Были среди стрелков эльфы, дварфы, полурослики и тифлинги, но Ланн так и не заметил ни одного кобольда. Жаль, будь здесь кобольд, монгрел бы не был единственным предметом для обсуждения среди приезжих. На стрельбище, у всех на виду, он чувствовал себя диковинным зверем на арене цирка. Не то, чтобы он не привык… отвык, скорее.

К счастью, большую часть суждений на свой счет он знал наизусть, так что через какое-то время перестал отвлекаться на предположения о своем происхождении и степени распущенности своей матери. Люди всегда говорят гадости, когда думают, что их не слышат. И всегда одни и те же. Не сворачивать же за это шею каждому первому… даже если очень хочется.

Как только он начал стрелять, разговоры стихли — стрелы пронзали цель точно посредине и входили в мишень наполовину, настолько сильным был удар.

— …ты слишком хорош для этого, — чуть сжав его ладонь, проговорила она, и что-то в тембре ее голоса заставило его пропустить вдох. — Если ты будешь участвовать, остальные могут просто не приезжать.

Ему действительно нет здесь равных, но от этой мысли почему-то становится паршиво, а не наоборот. Нет никакой радости всю жизнь охотиться на кабанов и зайцев, если ты способен убивать демонов. Ланн мог бы отправиться на такую охоту один, но он десять лет был один и это было не весело. Только последний месяц чего-то