Тут девицы опять принялись бешено смеяться, а Маша, дождавшись, когда они угомонятся, поинтересовалась:

— А чего вы на него так напустились?

— Он меня подвозил, — рассказала Соня. — Ну, в качестве такси. Оказалось, что мы живем в соседних домах. Так он, сукин сын, не постеснялся, ободрал меня как липку — это раз, да еще и пытался в гости пригласить — жена, мол, на даче. Вот и нечего!

— Кстати, а как у тебя дела с твоим красавчиком? — поинтересовалась Грета.

Маша в подробностях рассказала о сегодняшнем сексе, о том, как Игорь заболел…

— Да это же простейшее заклятие! — воскликнула Марта.

— Что — простейшее заклятие?

— Ну, вот это, — пояснила Соня. — Люди, когда такое случается, называют это несовместимостью микрофлоры… или как там… а на самом деле это элементарная порча, от которой твой любовник каждый раз после близости будет покрываться пятнами и задыхаться.

— Не может быть… — пробормотала Маша.

— Еще как может, — подтвердила Грета. — У тебя завелся враг, душечка. Ты не представляешь, кому бы ты могла насолить?

— Очень даже представляю, — прохрипела Маша. В горле стало сухо. — И я бы не прочь на нее посмотреть.

— Без вопросов, — согласилась Грета. — Пойдем смотреть. Поднимайтесь! — прикрикнула она на подружек.

Те живо вскочили, и они вчетвером, под предводительством Греты, двинулись сквозь анфиладу смежных комнат. В третьем или пятом зале — Маша сбилась со счета — было темно и пыльно. Глаза у ведьм засветились неприятными зелеными огоньками — они перемещались в темноте не на ощупь, а уверенно, словно белым днем. К собственному удивлению, Маша заметила, что также различает очертания предметов — не особенно хорошо, но все-таки может рассмотреть то, что находится вокруг. Соня и Марта зажгли свечи, растопили камин, а рыжая распахнула створки массивного резного трельяжа. Внутри оказалось большое зеркало, в котором, как ни странно, ничего не отражалось.

Рыжая села перед зеркалом, девицы — по бокам, Маша — сзади.

— Привет! — поздоровалась рыжая. — Как дела?

Из зеркала словно выступила физиономия в резиновой шапке и маске для лица. Физиономия открыла рот и проговорила — голосок напоминал звон хрустального бокала, по которому бьют чайной ложкой:

— Хорошо! Я сегодня в отличном настроении.

— Почему это? — полюбопытствовала Соня.

Зеркало задребезжало, лицо втянулось и сменилось картинкой: одной из сестер-близняшек звонит ухажер и предлагает встретиться в ресторанчике. Поклонник не знает, что у его пассии есть двойник, — случай встретиться с сестрой ему не представился. Сестрички решили кавалера разыграть: одна из них отправилась на ужин, а вторая оделась в точно такое же платье и приехала через час. Первая, проглотив салаты, закуски, суп, горячее и десерт, отлучилась якобы в туалет, потихоньку вышла из ресторана, а ее место заняла вторая, которая минут через пять после появления заявила, что не наелась, и заказала салаты, закуски, суп, горячее и десерт. Ухажер потерял дар речи, уставившись на хрупкую девицу, уминавшую вторую порцию свинины с жареной картошкой, борща с пампушками и огромного яблочного пирога с мороженым.

— Мило, — улыбнулась Грета. — А не могло бы ты показать нам некую Наташу Кострову?

— А это зачем? — полюбопытствовало зеркало.

— Оно уже старое — сует везде нос, ворчит, делится воспоминаниями… Оно нам этих близняшек уже раз десять показывало, — прошептала Соня прямо Маше в ухо. — Но оно лучшее. Таких зеркал всего два. Нам очень надо, пожалуйста, покажи эту Кострову, — произнесла она громко. — Наташу.

22 мая, 00.15

Наташа чуть не упала в обморок. Прямо из зеркала на нее смотрело Машино лицо. Лицо из любопытного сделалось удивленным, а потом и злым. Маша ткнула в Наташу пальцем, схватилась рукой за сердце и прошипела: «Это она! Это же она, Черт!»

22 мая, 00.23

— Что она на меня уставилась? — зашлась Маша визгом. — Что она делает?

Марта и Соня оттащили Машу от зеркала, вытолкали из комнаты, подхватили и умчали в гостиную. Марата, к Машиному облегчению, там не было.

— Спокойно! — Девицы уговаривали ее, как взбрыкнувшую лошадь. — Ну-ну-ну, девочка, тихо-тихо-тихо…

Вернулась Грета. Она устроилась на диване, положила ноги на прозрачный столик и рассмеялась:

— Бедное зеркало! Мы его так перепугали. Представляешь, что это значит? — обратилась она к Маше.

— Что оно больше никогда ничего не покажет? — ответила Маша.

— Я не об этом. — Грета подошла к ней и села рядом на пол. — Я о твоей подружке. То, что ты столкнулась с ней нос к носу, означает, что она, точно как ты, стояла у магического зеркала. Как бишь ее зовут? Наташа Кострова?

— Наташа Кострова… — подтвердила Маша. — Наташа Кострова. Наташа Кострова, Наташа Кострова… Наташа Кострова! — Она вскочила и заорала так, что луна испугалась и в страхе метнулась за первое попавшееся облако: — А-ааа!!! Кострова! Черт! О Боже!

Маша подпрыгнула до потолка — так, что ударилась затылком о люстру, но не заметила этого.

— У-ууу! — стенала она, мечась по комнате. — О-ооо! Какая я идиотка! Тупица! Дура! Дура! Дура! Кострова! Как я забыла! Кассель!

Девицы смотрели на нее с удовольствием — будто она не крушила все, что под руку попадалось, а мастерски отбивала чечетку.

— Эта весна будет жаркой… — предположила Марта.

— Хотя возможны и стихийные бедствия, — добавила Соня.

Они обернулись за поддержкой к Грете.

— Не знаю, девочки, — призналась та. — Ждите перемен.

22 мая, 00.58

— Как я раньше не догадалась? — Наташа лежала на кушетке, уткнувшись носом в подушку. — Как?

Она снова принялась биться головой о спинку, а Роза подумала-подумала и решила ее не успокаивать. «Самой надоест», — справедливо решила она.

Надоело Наташе не скоро. Она истязала себя с полчаса, а потом вдруг затихла. Роза насторожилась. Наташа, опершись на руки, медленно поднялась, встряхнулась и посмотрела на Розу такими глазами, что даже опытной ведьме стало не по себе.

Наташины глаза были черны как уголь. От них веяло холодом, пустотой и одержимостью. Даже мебель испугалась. Столик осторожно, шаг за шагом отползал к большому шкафу, у кушетки от страха подогнулись ножки, а дверь страдальчески заскрипела.

— Ведьма я или не ведьма? — ни с того ни с сего поинтересовалась Наташа.

Роза развела руками: мол, соглашаюсь и с тем, и с другим — как пожелаешь.