— Крепко держите вашего малыша во время взлёта, — напомнил он мне вот уже в третий раз. — А если его начнёт беспокоить перепад давления, то дайте ему чего-нибудь попить. Это самый верный способ облегчить неприятные ощущения в ушах.

— Спасибо. Я буду иметь это в виду.

Генрих приобнял меня своей здоровой рукой, как только самолёт начал набирать скорость на взлётной полосе. Но как только лёгкая тряска усилилась перед самым взлётом, малыш Эрни проснулся и немедленно дал всем окружающим знать о своём недовольстве пронзительным криком.

— Ну и голос! — фыркнул Генрих, пока я пыталась убаюкать сына или хотя бы немного «убавить его громкость». — Никого не напоминает? Мне уже страшно представить, что будет, когда он немного подрастёт: вещами в людей швыряться начнёт!

— Генрих, ты-то хоть перестань! Мне его одного хватает, без твоих шуточек!

— Я прошу прощения, могу я спросить? Вы тоже немцы? — один из сидящих неподалёку людей обратился к нам с Генрихом.

— Да, — кивнула я, пока мой муж был занят поиском бутылочки с молоком, которую мы заранее упаковали непосредственно перед отлётом.

— Вы учёные или РСХА? — наш сосед слегка склонил голову набок с очевидным интересом.

Я сначала ничего не ответила, немного сбитая с толку таким прямолинейным вопросом, но затем решив, что раз уж эти люди направлялись туда же, куда и мы и к тому же на личном военном транспорте ОСС, я решила удовлетворить его любопытство.

— РСХА.

— Правда? Мы тоже оттуда. А к какому отделу вы принадлежали, если вы не против, что я спрашиваю? Мне кажется, что я вас обоих уже где-то видел.

— Мой муж раньше был главой департамента D, внешняя разведка. А я просто бывший секретарь.

— А я раньше работал в отделе внутренней разведки, но я должно быть видел вас обоих в здании или же на общих собраниях. А вон те господа работали раньше как раз в вашем отделе. — Бывший офицер внутренней разведки дружески помахал небольшой группе мужчин, сидящих неподалёку. — Кох, Шафер, поздоровайтесь. Ваши коллеги из внешней!

— Эй, постой-ка, а я тебя знаю! — Генрих наконец выудил бутылочку из нашего небольшого чемодана, протянул её мне и во всю улыбался одному из бывших офицеров внешней разведки. — Ты работал под моим началом! Но твоё имя ведь не Кох, насколько мне не изменяет память?

— Ну, вы-то должно быть тоже уже больше не оберфюрер Фридманн, — молодой человек ответил Генриху заговорщической ухмылкой.

— Германн Розенберг, — представился мой муж своим новым именем, также заговорщически ухмыляясь. — И моя жена, Эмма Розенберг.

— Бывшие «преследуемые евреи»? — Кох кивнул со знанием дела. — У ОСС, похоже, не очень-то буйная фантазия. Мы вот, например, из бывшей «политической оппозиции». Либо это, либо евреи.

— Я тоже теперь еврей, — наш сосед из внутренней разведки со смущённой улыбкой принялся разглядывать шляпу у себя в руках. — Яков Розенталь.

Кох рассмеялся над его покрасневшими щеками.

— Ха-ха-ха, интересно, заставят ли тебя теперь в синагогу ходить, чтобы легенда достоверно выглядела?

— Да я лучше в синагогу начну ходить, чем в тюрьме сидеть с остальными! — добродушно фыркнул «Розенталь», а затем добавил тихим голосом: — Нам всем здесь несказанно повезло. Нас всех могли судить как военных преступников, и давайте уж смотреть правде в глаза, большинство из нас закончило бы свои дни на виселице или у столба в самом ближайшем времени. Слава богу, что мы нужны ОСС живыми куда больше, чем мёртвыми, а потому мне абсолютно наплевать, что говорится в моём новом паспорте, пока я жив и относительно свободен.

Одобрительный говор и кивающие головы бывших сотрудников РСХА, направляющихся в США для работы на ОСС, подтвердили тот факт, что все они разделяли его мнение, кроме маленькой группы людей, которые хмурились и не проронили ни слова за всё это время.

— А это кто? — я махнула головой в их сторону, шёпотом поинтересовавшись у нашего разговорчивого соседа.

— А, эти… Это наши учёные-кипячёные, — презрительно бросил новый герр Розенталь, смерив их группу взглядом. — Они думают, что они лучше нас, потому что они «не совершали никаких преступлений», в отличие от нас, как они считают.

Группа учёных ответила ему высокомерными взглядами, но от комментариев воздержалась.

— Да, я про вас говорю, профессоры вы кислых щей, — продолжил свои издевательства Розенталь нарочно громко. — Хватит нос от нас воротить, будто вы к нам никакого отношения не имеете. Мы ведь всего пару дней назад в одной с вами тюрьме сидели, или забыли уже? Вряд ли бы вас туда посадили, если бы вы такие невинные были!

— Нас удерживали с целью допроса, а не по обвинениям в военных преступлениях, в отличие от вас, — наконец не выдержал один из них. — Мы были заняты исследованиями исключительно в научной сфере, и в отличие от вас неповинны в смерти миллионов людей.

— И мы неповинны! Мы — разведка, мы сведения собирали, и только. Это вон гестаповцы, что у крыла сидят, им пеняйте!

— Не выступал бы ты, жид! — процедил сквозь зубы один из бывших агентов гестапо, оторвавшись от иллюминатора только чтобы бросить на Розенталя убийственный взгляд.

— А сам-то ты теперь кто? — фыркнул в ответ Розенталь.

— Ну-ка прекратить разговоры! — один из агентов ОСС показался в дверях из передней части салона, где все они сидели, и немедленно призвал всех к порядку. — Вам вообще не велено было друг с другом разговаривать! Вы не в летний лагерь едете, так что хватит мне тут знакомства заводить! Чтобы я ни звука больше от вас не слышал! Дважды повторять не стану.

Как только американец скрылся в передней части салона, Розенталь весело хмыкнул и зашептал:

— И всё же, как это интересно, что даже сейчас мне это новое руководство нравится куда больше старого? Вы со мной не согласны?

Я только улыбнулась в ответ и сосредоточилась на кормлении сына, думая в то же время, сколько ещё таких самолётов будет переправлено в США согласно этой новой секретной операции под руководством ОСС. Согласно их новому закону, ни один из членов бывшей нацистской партии не имел права пересекать границу Соединённых Штатов; я уж и не говорю о том, чтобы жить и работать в бывшей вражеской стране. И тем не менее, мы всё равно направлялись сейчас именно туда, более ста человек, принадлежавших к организациям, объявленным Международным Военным Трибуналом криминальными; и все мы, бывшие члены СС, СД, его головной организации РСХА и даже всеми ненавистного гестапо, получили новые паспорта, идеально чистое «прошлое», и всё только потому, что, как верно указал новый герр Розенталь, мы нужны были американцам живыми куда больше, чем мёртвыми.

Мы с Генрихом были единственными, кому была предоставлена такая возможность в благодарность за наше бывшее с ними сотрудничество — жить относительно нормальной новой жизнью в Нью-Йорке. Остальные же, как я выяснила у того же Розенталя, будут жить и работать под полным контролем ОСС, пока те не решат, что услуги немцев им больше не потребуются и не позволят им уйти на покой где-нибудь в средних штатах, вдали от любопытных глаз.