Вспотевшими руками он вытащил сотовый и сфотографировал замерший кадр на мониторе.

Ноги.

На потертой плитке.

На которой стоял тот, кто снимал изнасилование Кайи до самого конца.

И кого звали не Йоханнес Фабер и кто был даже не парнем. А девушкой с камуфляжным зеленым лаком на ногах.

Как у всех трех подруг в тот день – в знак причастности к их девичьему клубу.

Как нарочно!

– Я могу наконец выйти? – услышал он голос Салины из спальни.

Матс сглотнул, но горький привкус во рту лишь усилился. Все, что он – как ему казалось – знает о Кайе и ее терапии, все перевернулось с ног на голову с этой картинкой.

И что еще хуже: фотография, которую он теперь носил с собой на сотовом, этот единственный снимок был, возможно, самым смертельным оружием на борту этого самолета.

– Да, конечно, – ответил он молодой матери, удалил видео на ее фотокамере и выключил монитор. Как раз в тот момент, когда почувствовал за собой легкое движение воздуха.

Он обернулся и увидел лишь, как дверь в скай-сьют захлопнулась с мягким щелчком.

Матс застыл в шоке. И видимо, простоял так довольно долго. Потому что, когда пришел в себя, подбежал к выходу, распахнул дверь и выглянул в коридор, чтобы понять, кто наблюдал за ним, кто заглядывал ему через плечо, – там уже никого и в помине не было.

Фели

– Куда мы едем? – поинтересовался Ливио у Фели, которая как раз занималась навигатором. Навигатор выглядел еще старее, чем его замызганный – как внутри, так и снаружи – «рено».

– Это старье вообще работает? – спросила она его и в третий раз начала вводить адрес.

– Он не для пальцев-колбасок, – проворчал Ливио в ответ и встроился в круговое движение на Эрнст-Ройтер-плац.

– Ты не обязан меня везти, – сказала Фели. На дисплее теперь высветилось, что навигатор устанавливает соединение.

– Угу, конечно. Потому что ты так хорошо справляешься одна. Здесь съезд?

Она кивнула, и они поехали по улице 17 июня в направлении Колонны Победы.

– Слушай, у меня своих неприятностей по горло. Но я не идиот. Вижу, если у кого-то проблемы.

Фели рассмеялась.

– Ты действительно был бы идиотом, если бы этого не понял. Я же сказала той женщине: у одного моего друга исчезла дочь. И возможно, она была похищена сыном этой женщины.

– Похищена?

Проклятье.

Фели закусила губу. Она все-таки проболталась.

Ливио недоверчиво покосился на нее.

– И ты думаешь, что планы в комнате маменькиного сынка…

– Именно.

Навигатор установил связь и проложил маршрут. Еще двадцать три минуты до Вайсензее.

Еще два с половиной часа до свадьбы.

Боже, как я объясню все это Янеку?

По крайней мере, они уже ехали с Ливио в правильном направлении.

Фели начала печатать эсэмэску своему жениху, но не могла закончить ни одного предложения.

Она была слишком возбуждена из-за всего, что они выяснили в квартире Уландта, и было важнее сначала позвонить Матсу.

– Алло?

Гудки шли, в трубке шуршало, но он не отвечал. Когда включилась голосовая почта, Фели разорвала соединение.

Черт!

Почему он не подходит к телефону? Ей срочно было нужно решение. Все – или, по крайней мере, очень многое – говорило в пользу того, чтобы проинформировать полицию.

Десять минут назад Фели проникла в комнату Франца Уландта, против воли его матери и с помощью отвертки, которую Ливио нашел в ящике на кухне. Замок вскрыли, даже не повредив. Это оказалось так легко, и Фели была уверена: Франц не оставил здесь ничего важного, что могло бы им помочь.

Она ошиблась.

В отличие от остальной квартиры в комнате Франца царил ужасный хаос. Кровать не заправлена, одежда валялась на полу среди медицинских журналов и скомканных бумажных платочков. Перед окном стоял письменный стол с наклейкой «Атомная энергия? Спасибо, не надо!» на столешнице и коллекционными карточками национальной сборной по футболу 2006 года.

В комнате не было ни компьютера, ни фотоаппарата, вообще никакой электроники, даже телевизора. На стенах, оклеенных грубоволокнистыми обоями, не висело фотографий или картин, но Фели заметила дырки от канцелярских кнопок и гвоздей, а также остатки скотча. К тому же грязные края на обоях указывали на то, что недавно здесь было что-то прикреплено.

Несмотря на протесты недовольной матери, она открыла каждый ящик в столе и шкафу и в конце концов обнаружила под матрацем.

Снимки с высоты птичьего полета. Планы города с одними и теми же фрагментами. Один адрес был обведен красным карандашом.

И наконец фотографии изнутри. Однозначно молочная ферма.

Что там нужно вегану? – подумала Фели. А потом, когда ей пришел в голову ответ, она схватила распечатки, которые лежали сейчас на заднем сиденье в машине Ливио, и, как ошпаренная, выбежала из квартиры. Не сказав ни слова на прощание. Ливио последовал за ней.

Вопрос уже стоял не «куда Франц увез Неле?», а «подключить ли наконец полицию?».

И Матс, который не подошел к телефону и во второй раз, как будто не хотел брать ответственность за это решение на себя.

Что, если Неле удерживают и пытают в старых коровниках? Тогда дорога каждая секунда.

Но если Фели ошиблась и пустит полицию по ложному следу?

В первом случае Неле может спасти быстрое вмешательство полиции.

Во втором – Неле умрет, в чем Матс не сомневался. Потому что она станет бесполезным средством давления, как только шантажисты потеряют контакт с Матсом. А они его потеряют, когда полиция узнает о шантаже. Потому что Матса и Кайю тут же изолируют на борту самолета, чтобы предотвратить возможное крушение и защитить пассажиров.

Фели снова совершила ошибку, сжав раненые пальцы в кулак.

– Твою мать! – воскликнула она в ярости.

Ливио, держащий курс на Бранденбургские ворота, спросил, не может ли он ей помочь.

– Что это с тобой? – набросилась на него Фели. – Ты не очень похож на милосердного самаритянина. Что ты хочешь взамен?

– Сотенку бы неплохо, – открыто сказал он, и Фели немного опешила от его наглости.

– Сто евро?

– Это тариф Ливио-такси. – Он улыбнулся, и, хотя этот дерзкий псевдогерой был совсем не во вкусе Фели, она могла понять, почему некоторые женщины подпадали под его обаяние. Обычно так называемые «жертвы», которые снова и снова выбирали не того мачо, как Фели часто слышала на сеансах психотерапии.