– А ты довезешь меня потом к мужу? – спросила она в шутку.

– Ты имеешь в виду, на вашу свадьбу?

Она удивленно взглянула на него.

– Откуда ты знаешь?

– Я порылся в твоем портмоне: искал удостоверение или адрес. Там и нашел приглашение. Почему ты еще не дома?

– А почему ты не отвез кошелек ко мне домой, а пошел за мной?

– Извини, но я случайно увидел, как ты вышла из клиники Клопштока. Господи, ты почти бежала, и я потерял тебя из виду. Радуйся, что потом все-таки заметил на Кантштрассе. Да у тебя паранойя!

– А у тебя…

Фели не успела договорить свое оскорбление.

Ее сотовый зазвонил.

– Матс, слава богу!

Неле

У каждого человека есть точка, в которой он ломается. И под пытками признается во всем, даже в убийстве, лишь бы боль прекратилась.

Неле достигла этой точки. По крайней мере, она так думала.

Ребенок грозил разорвать ее изнутри. Неле кричала, молила о руке, которую она могла бы сжимать, давить – но в этой загаженной, воняющей кровью, потом и отходами шахте такой руки, конечно же, не было.

Неле даже хотела, чтобы ее похититель скорее вернулся.

Но как там говорится? Каждый умирает за себя.

Хотя, в ее случае, это была ложь.

Она умирала не одна. А с ребенком, который хотел появиться на свет и не мог. По причине, которую она, вероятно, никогда уже не узнает, разве что на том свете.

– А-а-а-а-а! – кричала Неле. Она боялась, что уже ничего не увидит. Даже если вдруг откуда-то упадет луч света, она так сильно тужилась, забыв закрыть глаза, что все сосуды наверняка полопались. Она видела фотографии женщин после родов, которые выглядели так, словно им в глаза брызнули хлором.

– Аааахааахаа!

Она задохнулась от собственного крика, который больше не приносил облегчения, а лишь разрывал ее сухое горло.

Во время новой схватки она вцепилась пальцами в грязь под собой. Не почувствовала, как осколок впился ей под ногти, ощутила лишь гладкую холодную поверхность.

Зеркало?

Достигнув кульминации, схватка снова ослабла, и у Неле появилось несколько секунд, чтобы ощупать обломок обеими руками.

Действительно. Он даже отражал слабый свет, который собирался здесь внизу в шахте.

Осколок зеркала.

Тонкий, острый и удобный в обращении, почти как то лезвие для бритья между диванными подушками.

Неле уже представляла, как проводит осколком по своим артериям на запястье.

И это была первая счастливая мысль за долгое время.

Матс

– Фели? Где ты?

Монотонные шумы самолета заглушали все прочие звуки на заднем плане, которые обычно можно услышать во время телефонного разговора.

Он понятия не имел, находилась ли она в дороге, или переодевалась дома для свадьбы, или была уже на пути в ЗАГС.

– Я еду на бывший мясокомбинат.

– Куда?

– Заброшенный промышленный комплекс, недалеко от района, где живет Неле.

Матс услышал сигнал, предупреждающий о том, что аккумулятор телефона садится, и быстро взглянул на дис плей.

Еще пятнадцать процентов.

– Она там? – возбужденно спросил он.

– Я собираюсь это выяснить. Но Матс, не лучше ли позвонить в полицию?

Матс сделал глубокий вдох и остановился посередине винтовой лестницы, которая вела вниз, в лобби первого класса.

– Нет, пока ты не будешь уверена, что Неле действительно там, – заклинал он ее.

– Послушай, это огромная территория. Там есть обветшавшая детская больница, мясоперерабатывающие фабрики, полуразрушенный хлев.

Идеальная игровая площадка для психопата.

– Поищи там такси, – сказал Матс и продолжил спускаться по лестнице.

– О’кей, отличная идея. А если я ничего не найду…

– Тогда позвони мне, прежде чем что-нибудь предпримешь. Когда ты будешь там?

– Примерно через двадцать минут.

Матс надеялся, что к тому времени он будет еще доступен, и отключился.

– Кайя!

Чего бы пилот не требовал от него, он просто должен был поговорить с ней. Да и что сделает Перейя? Не посадит же его на цепь. Матс кивнул темноволосой, очень худой стюардессе, которая, к счастью, покатила тележку с разнообразными журналами и газетами в сторону первого класса – вероятно, чтобы осчастливить страдающих бессонницей пассажиров свежей прессой. Когда она исчезла за шторой, он подошел к Кайе, которая никак не отреагировала на его оклик.

Она стояла перед стеклянным лифтом рядом с баром и сделала вид, что не слышала, как он подошел.

– Мне нужно с вами поговорить, – немного резко сказал Матс; он не мог терять ни минуты. Кайя указала на лифт.

– К сожалению, у меня больше нет для вас времени. Я должна вернуться в кабину для экипажа, доктор Крюгер.

– Куда?

– Помещение, в которое пассажиры не допускаются. Внизу, рядом с грузовыми отделениями. Это настоящий прогресс. Раньше у нас была лишь штора, которую мы могли задвинуть. А сейчас в нашем распоряжении маленькие, но запирающиеся кабины с кроватью и телевизором.

Кайя старалась говорить спокойно, но ее улыбка была такой же искренней, как у избитой женщины, которая боится новых побоев мужа.

– У вас все хорошо?

– Нет, доктор Крюгер. И вы это знаете.

У него не было плана, он не подготовил никаких фраз и поэтому с ходу задал мучивший его вопрос:

– Это вы только что были у меня наверху?

Она еще раз нажала на кнопку вызова лифта, хотя было слышно, что кабина уже движется.

– Пожалуйста, у меня сейчас перерыв. Я была в туалете и сейчас хотела бы снова прилечь.

Матс помотал головой. Он не мог так просто позволить ей уйти.

– Видео, последние кадры. Я должен знать, что за этим стоит.

– Зачем?

Хороший вопрос.

Решающий вопрос.

– Возможно, вас шантажировали. Уже тогда.

Взгляд Кайи стал холодным.

– Вы ничего не поняли, доктор Крюгер, – сказала она тихо, еле слышно.

Он взял ее за плечо и почувствовал, как от его прикосновения оно превратилось в лед.

– Поэтому я хочу с вами поговорить. Послушайте, Йоханнеса Фабера приговорили тогда к ста часам общественно-полезных работ. Он уверял, что не снимал того видео. И теперь я знаю, что он говорил правду.