– В общем, так себе, – вяло ответила я, как будто еще не читала настолько скучной книги, как «Навсегда». – Рискнув взглянуть на него, я добавила: – Похоже, ты уже слышал о ней или даже читал?

Он слегка повернул голову, что, как я знала, соответствует попытке пожать плечами.

– Еще бы, о ней спорят уже лет пятнадцать, к тому же я работаю с подростками, – ответил он, хотя пока оставалось непонятным, читал ли он ее.

Я надеялась, что не читал.

– Кстати, ты знаешь, что эту книжку кое-где внесли в список запрещенной литературы? – спросил он.

– Вот уж глупость, – заявила я, испугавшись, что он собирается запретить ее прямо сейчас в своем доме.

– Совершенно согласен, – кивнул он. – Я не высокого мнения о книжных запретах. Однако что же ты поняла, читая ее?

– Я пока в самом начале, – соврала я и добавила с притворным раздражением: – Мне казалось, мы собирались тут поработать?

– Ты права, – согласился он, позволяя мне сорваться с крючка.

Он начал высказывать идеи, которые ему хотелось бы осветить в своих выступлениях, и я напечатала список наиболее важных пунктов. Потом мы упорядочили их, и я распечатала для него план интервью.

– Неужели мы все сделали? – спросила я, как только бумага вылезла из принтера и я положила ее на углу стола, чтобы он мог прочитать ее с кресла.

– Почти, – сказал он. – Но мне еще хотелось поговорить с тобой.

О нет. О Крисе? О Стейси? О Джуди Блум? Я собралась с духом.

– О чем же? – спокойно спросила я.

– Мама сказала, что ей послышалось, будто вы с Дэни о чем-то спорили сегодня?

– Ох, Дэни терпеть меня не может, – вздохнув, ответила я.

– Сомневаюсь.

– И зря, она точно меня ненавидит.

– Допустим, но ты только не забывай, как тонка бывает грань между любовью и ненавистью. – Он склонил голову, и я почувствовала на себе его пытливый взгляд. – Так вы обо всем сумели договориться?

– Вроде сумели, – пожав плечами, вяло произнесла я. – Хотя я, в общем… ударила ее.

– С ней все в порядке? – Глаза отца резко расширились.

– Да, но, по-моему, теперь у нее будет синяк на щеке.

– Молли! Ты что, издеваешься надо мной?

– Она реально достала меня!

– Чем же?

Я не собиралась сообщать ее реакцию на его аварию, но у меня с избытком хватало других острых моментов нашего разговора, на которые мне хотелось бы узнать его реакцию. Поэтому я излила душу, выложила ему все. Как, согласно Дэни, Амалия появилась у нас на пороге не одна, а с социальным работником, и что я была не младенцем, а двухгодовалым ребенком, и все мое тело покрывали болячки, и что Амалия лечилась в больнице, прежде чем начать там заниматься танцами, и – наконец – что меня скорее насильно оставили им на попечение, чем преподнесли как драгоценный подарок. Я следила за его лицом, сообщая каждую обидную новость, выданную мне Дэни, надеясь, что он будет отрицательно качать головой на каждое откровение. Но вместо этого он только кивал, не произнося ни слова, лицо его помрачнело, и между бровей залегли две вертикальные морщинки.

– Амалия не лечилась там, – выслушав меня до конца, возразил он, словно счел это самой поразительной новостью из всех откровений Дэни. – Она была просто «УУ». – Он улыбнулся и спросил: – Она и осталась такой, тебе не кажется?

Я тоже попыталась улыбнуться. Я знала, что означает эта аббревиатура, поскольку часто печатала ее во время диктовок его врачебных заметок. «УУ»: Устойчиво Уникальный тип. Он сам придумал этот диагноз, и он нравился ему гораздо больше, чем традиционные психиатрические термины, хотя в итоге ему приходилось отказываться от них, чтобы убедить страховые компании заплатить ему. Он называл «УУ» любого, слегка отличавшегося от нормы человека.

– Но как я уже говорил тебе, – продолжил он, – Горная больница выделялась своей неортодоксальностью. Амалию поместили туда, когда ей было всего четырнадцать лет.

– В моем возрасте? – ахнув, уточнила я.

– Хотелось бы, чтобы не я, а она сама рассказала тебе свою историю, но она не любит вспоминать о тех временах, и раз уж ты захотела все узнать именно сейчас, а Амалии здесь нет, то полагаю, мне придется решить этот вопрос. – Он вздохнул. – Ее мать работала девушкой по вызову. Тебе известно, что это означает?

Я покачала головой. Мне приходилось слышать такое прозвище, но я могла лишь догадываться о его значении.

– Тебе известно, кто такие проститутки?

– Женщины, которым платят за секс.

– Ну и девушкам по вызову тоже платят, – кивнув, сказал он. – Отчасти за услуги сопровождения или за роль временной подруги для клиента. По договоренности она может оказать ему и сексуальные услуги. Во всяком случае, мать Амалии занималась этим делом, а когда Амалии исполнилось тринадцать, мать попыталась привлечь ее к своей работе.

– Вот бл… – вырвалось у меня. – Ей пришлось сопровождать стариков?

– Ну, мужчин в любом случае. Не знаю, какого они были возраста. Но безусловно, значительно старше, чем она сама. Естественно, она ненавидела такое занятие. Девушкам не нравится, когда их лапают грязными руками. Ее лишили возможности быть обычной девочкой. – Он опять перевел взгляд на план интервью. – Однако ей встретился один вполне состоятельный мужчина, который водил ее по театрам и на концерты, и именно он развил ее интерес к танцам и искусству. – Он вновь взглянул на меня. – Будучи довольно старым, он также страдал от излишнего веса, но обходился с ней, по-моему, хорошо, помог ей определиться в жизни и смириться со своим положением, – заключил он.

Мне хотелось спросить, пришлось ли ей заниматься сексом с тем старым толстяком, но я не смогла заставить себя произнести такие слова. И в любом случае я догадывалась, что отец не скажет мне этого.

– Когда Амалии исполнилось четырнадцать, ее мать арестовали за торговлю наркотиками и проституцию, а саму ее поместили в приемную семью, где она вела себя, скажем так, устойчиво уникально, чем добилась отправления в нашу Горную больницу. – Папа улыбнулся, явно показывая восхищение, и я невольно улыбнулась в ответ, точно мы оба знали тайну Амалии, хотя я была не вполне уверена, в чем именно она заключалась.

– И она осталась там жить, – продолжил он. – Больница стала для нее домом, причем домом гораздо более приемлемым, чем те, в которых ей приходилось жить раньше. Она полюбила такую жизнь. Там она могла танцевать и заниматься живописью. Научилась играть на гобое, хотя уверяет, что уже забыла это. – Он усмехнулся. – А когда она захотела уйти, ее удержали, предложив полный пансион за ее уроки танцев. Вот тогда-то я и познакомился с ней.

– А потом… – медленно произнесла я, – она забеременела и исчезла, а когда ты уже женился на маме, Амалия появилась с младенцем – со мной – на нашем пороге, желая отдать меня тебе. И мама хотела детей, но не могла их иметь, поэтому…