ты не злодей как он и даже не убийца, хоть тебе и приходилось убивать. Вы с ним такие разные, но такие похожие. Он губит людскую плоть, ты — не убивая ранишь души; он вынимает сердца, разрывая груди, ты, вырываешь их с корнем, даже не прикоснувшись. Разве поранить душу, не то же, что погубить тело? А теперь иди, она тебя ждет. Уйди.

Он оскорбился, и ответил сухо и даже как-то поучительно:

— Все мы кого-то раним или делаем больно в жизни, такую участь нам уготовили боги и не нам…

— Уйди! — Резко отстранилась от него Нин, но затем, успокоившись и стараясь казаться хладнокровной, заключила. — Иди к ней. Она ждет.

Развернувшись столь же решительно, она быстрым шагом направилась в сторону города.

— Погоди — остановил Пузур, собиравшегося броситься ей вслед юношу. — Пусть она остынет.

— Пузур, я ее, кажется, обидел опять. — Упавшим голосом сказал Аш, раскаиваясь, что поддался мимолетному гневу.

— Ничего-ничего. Поезжай, проводи свою красавицу. А когда вернешься, Нин к тому времени успокоится и тогда ты все и объяснишь. Сейчас это все равно бесполезно, ты же знаешь.

Вынужденный согласиться с доводами Пузура, Аш вернулся к повозке, где его заждалась разгневанная Элилу, охрипнувшая от окриков. Зато возница, несмотря на устрашающую внешность, был спокоен как вол, Амар был призван к претворению условий наследника абгала, а не его возлюбленной.

***

Вестовой, несмотря на свою дерзость, оказался неплохим возничим и доставил их тайными тропами довольно быстро: или это вражеские войска подступили уже так близко; или же просто, вернувшееся на миг чувство из прошлого заволокло разум мнимой благостью и нежные поцелуи с ласковыми словами были так блаженны, что время казалось слишком быстротечным. Поддаваясь долгожданной неге, Аш уже мнил свое будущее в объятиях юной чаровницы, когда его мечтаниям суждено было прерваться звуками приближающегося конца.

— Подъезжаем! Нас встретят там! — Сухо бросил вестовой, показывая рукой вдаль в сторону темнеющего ивняка.

Повеяло прохлаждающим пробуждением, а вслед ему и Элилу столь ласковая с ним в пути, охладела к его любезностям и не смеялась больше над его шутками, лишь раздраженно приподнимая уголки рта, старательно напуская на себя вид благопристойности. Приняв это за озабоченность перед предстоящей встречей, и чувствуя неловкость от своей беспечности, он переключился к расспросу вестового.

— Что там за люди? Им можно довериться?

— Можно ли доверять, не знаю. По мне, и на себя порой трудно положиться. А вот, то, что они как все законопослушные каламцы, так же почтительны перед оттисками, как эти ослы перед вожжами, это верно. — С невозмутимым видом, пренебрежительно отозвался о них возничий.

— И у тебя такой оттиск есть?

— У меня, и у тебя тоже. Мы делаем общее дело. — С ухмылкой ответил возничий, вынув из-под одежд печатку. — Надеюсь и у тебя оберег с печатью Азуфа с собой?

Поняв причину, той легкости, с какой царедворец великого единодержца сумел выполнить его просьбу, Аш только кивнул в ответ, ужаснувшись осознанию того, в какую кашу дал себя втравить ради чьего-то благополучия. Возничий без всяких двусмысленностей дал понять, что верный слуга государя сношается с его врагами, а значит, и то, что Азуф так хочет получить от него, совершенно соответствуется с желанием хитрого нимийца и они связаны друг с другом. Его вовсе не беспокоила судьба Ур-Забабы, этого облезлого старца возомнившего себя божьим избранником, и его не заботили как Гира, жизни неизвестных ему людей. Но его не радовал удел быть орудием в чьих-то руках, да еще в делах столь нечистоплотных, могущих привести к погибели целые царства. Да и вновь иметь, хоть какие-то отношения с коварным нимийцем, не хотелось.

Когда подъехали к месту, возничий, предъявив печатку, поприветствовал старшину подошедших стражей как старого знакомого и перебросившись новостями, кивнул в их сторону:

— Со мной важные особы. Госпожа приехала, чтоб соединиться со своим благородным мужем, что перешел под стяги истинного царя. — А в ухо прошептал — А у парня перстень Козлоборода. Так что, я бы не мешкал.

Невольно бросив взгляд на руку сопровождающего гашан оборвыша, которого до того презрительно не замечал, унукец побледнел, и переменился до обходительной почтительности, тут же организовав им должное сопровождение.

Проезжая сквозь стан врага Киша, грозящему и его друзьям, Аш подмечал слабые и сильные стороны собранного против Единодержия оплота из различных племен и народов, и приходил к печальному заключению, что если не будет примирения враждующих сторон, обильного пролития крови с обеих сторон не избегнуть, на радость иноземцам, только и жаждущим когда каламцы вопьються друг другу в глотки, чтоб самим захватить и пограбить обескровленный край. Собранные со всех городов по ту сторону межземья, ополчения представляли собой нестройные сборища, согнанные со всех городов ненасытной яростью к северному соседу, признанным ими виновником всех их бед. Несмоторя на кажущуюся неорганизованность войск, где наряду с благородными жителями Калама затесались совсем уж дикие племена пустынников, не упускающих возможности пограбить, где-бы то ни было, своим числом они представляли собой грозную силу, способную противостоять хваленому единоначалию единодержцев. А побывав в цепких лапах учтивого чужеземца, он догадывался, что за грозными военачальниками, невидимой тенью стояли советники вероломного Нима — давнего друга и покровителя Умма и Ларсы, чье могущество вровень, а то и больше самого большего могущества всего Калама в былом. Унукский лугаль собрал под своим началом, против возомнившего себя божьим наместником — лугаля Киша, почти весь обитаемый благородными черноглавцами мир, возмущенный наглым притязаниям кишцев на общую землю и нравы, и даже наемников из варваров и чужеземцев, и мудрых наставников из Нима. Здесь были воины из приграничий знойных земель, и закутанные по самые глаза наемники из диких пустынь, даже просоленые сыны моря оставили свои рыбацкие снасти, променяв их на оружие, чтобы наказать зарвавшийся Киш. Кичливые унукцы смирившие свою гордыню перед задиристостью уммийцев и ларсцев, сверкали в блеске былой славы, довольствуясь тем, что Унук вновь становился первым городом Калама, а сами сородичи нового повелителя, чувствовали себя хозяевами всего этого сброда, расхаживая или лихо проносясь на своих колесницах сквозь расступающуюся толпу.

Глядя на силы ополчившиеся против Киша, не выдавая беспокойства, Аш вслух произнес:

— Думал ли Ур-Забаба в своем честолюбии, выпрашивая у богов славы собирателя земель, что его мольбы будут так скоро услышаны?

— Что??? — Недоуменно вытаращился на него возница.

— Да воздаст господь рабам своим по мольбам их, по своему разумению.

— Ааа. — Понимающе растянулся в улыбке возница. — Если б только этот набожник, хоть толику ведал из того чему велит поклоняться, он со своей мольбой