— Один раз отец меня даже выдрал, — признался Александр.

— Да, это когда тебе Кербер жизнь спас. Вот уж точно ужасное сочетание: отчаянный и бестолковый по малолетству, — покачал головой Гефестион.

И Александр рассказал малоизвестную историю, как лет в 12 решил пойти на волков с одной-единственной собакой Кербером и Гефестионом в придачу. Собака была одна, а волков много. Пес погиб, дети спаслись на дереве, просидев там всю ночь в окружении волков. Их нашли под утро, узнав от друзей об этом испытании мужества, столь типичном для Александра.

— Отец меня то бил, то плакал от радости, что я жив. Я же уперся, не ел три дня в знак протеста, даже решил уйти из дома. Родители жутко ругались: «Вот, твой сынок!» — «Вот, твое воспитание!» — «Не ребенок, а наказание…»

— Чем же кончилось? — спросила Таис.

— У родителей? Бурная ругань в то время кончалась у них не менее бурной любовью…

— А с тобой как кончилось?

— Переупрямил всех. Отец извинился.

— А если бы не извинился?

— Я бы умер голодной смертью. У меня отец был умный, он знал, что меня надо сохранить для будущих подвигов, — пошутил Александр. — Надо признать, я ужасным ребенком был. Бабушка меня иначе, как «стихийное бедствие», не называла. Как я вообще не полным уродом вырос при таком противоречивом воспитании! Хотя, какая бы тоска из меня получилась, будь я послушным и рассудительным.

Со времен Исса прошло более полутора лет, за которые его армия, за вычетом мелких столкновений, не участвовала в крупных операциях. Царь прекрасно знал, насколько опасна праздность для морального духа армии и взаимоотношений людей, вынужденных жить скученно и бездеятельно долгое время. Он пытался бороться с этим. Он заставлял их разыгрывать сражения, устраивал спортивные состязания, привлекал к восстановлению города, заботился об их развлечениях. Самыми любимыми были театральные постановки — пошлые и разнузданные, вызывавшие грубый хохот, который был хорош уже тем, что высвобождал их эмоции и очищал души не хуже, чем утонченная трагедия.

Александр почти все время проводил в частях, лично наблюдая обучение армии, особенно новых контингентов и наемников; он требовал отличной выучки и железной дисциплины. Победы должны быть бескровными, гласила военная мудрость, а чтобы этого добиться, армия во всех отношениях должна превосходить противника. А так как царь считал, что лучший способ воспитания — личный пример, то и демонстрировал его своим солдатам. Его честолюбие не позволяло ему хоть в чем-то быть не на высоте, потому он стрелял, метал, рубил, колол, скакал, боролся с ними и перед ними и так замучил муштрой своих солдат, что те мечтали поскорее уйти на марш, разбить Дария и почить на лаврах.

Каждый день начинался прославлением богов, молитвой хранить его народ, послать удачу и успех его армии. С утра царь занимался вопросами правления, принимал послов и посетителей, обсуждал на совете текущие дела, диктовал деловые письма, приказы, просматривал донесения. Особенно тяжело ему было управляться с матерью Олимпиадой, которая жаловалась и интриговала против Антипатра, оставленного наместником в Македонии. Александр, писал ей часто и осыпал подарками, хотя иногда с горечью замечал, что мать требует слишком большой платы за те девять месяцев, которые она носила его в чреве. Отдыхал же он на охоте, которую любил и знал, и за чтением книг, которые любил и знал, на пирах. Будучи гостеприимным и щедрым человеком, он часто приглашал гостей на ужин или симпосион, причем не только друзей-соратников, но музыкантов, артистов, купцов, философов, персов, греков, македонцев, обсуждал меню и программу. Любил хорошее застолье, увлекательную беседу, любил посмеяться, устроить праздник жизни. Любил жить хорошо, и жил хорошо.

Иногда на пару дней он отлучался в Сидон или на юг, где Пердикка строил новые крепости-города, основное же время был на месте, так что Таис не могла нарадоваться на свою жизнь. Они много времени проводили вместе: гуляли по лугам, лесам, часто ездили к водопаду с небольшим чистым озерцом, навещали заветный храм Астарты-Афродиты, благодарили ее цветами и любовью за то, что она помогла им соединиться. «Никто никогда не любил богиню так, как я люблю тебя».

От лазутчиков и перебежчиков оба царя прекрасно знали о месторасположении и намерениях друг друга. Разведчики, наконец, сообщили, что Дарий собрал свою армию, и Александр начал готовиться к маршу. Поход через степи и пустыни в глубь персидской империи был назначен через полдекады, а первые части и саперы уже отправились в Дамаск. Саперы должны были навести понтоны на Евфрате у Тапсака, в 600 километрах от Тира.

«Прощайся с морем, — сказал Александр Таис, — неизвестно, когда ты увидишь его снова». Таис как-то сразу осознала серьезность его слов, и ей стало не по себе. Они покидали побережье внутреннего моря, так напоминавшего своими берегами родную Грецию, и шли в глубь Азии, в ее бескрайние степи, горы и каменистые пустыни — неизвестный, чужой, опасный край. Будет ли им сопутствовать удача? Получится ли у Александра разбить Дария? — Несомненно! Как сложится их жизнь на земле древней Месопотамии? Покорит ли она Таис так, как покорил своей магией Египет? Возможно ли повторение такого чуда?

Какая-то теплая меланхолия охватывала Таис, стоило ей вспомнить Александрию, сначала всю в разметках, потом в фундаментах, с быстро растущими стенами, позволяющими угадать ее будущий вид. Веселый город мечты возникал на глазах, как мираж в пустыне. Именно веселый город, что-то было в его атмосфере, что воодушевляло и раззадоривало людей. Как много она смеялась в то время! Какой-то прилив радости и хороших ожиданий охватил ее, да и всех. Вечера у костров — песни, шутки. Все — молодые, дружные, как одна семья. Как танцевала она с Леонидом смешной беотийский танец, когда надо было так высоко подпрыгнуть, чтобы перелететь через его плечо. Сначала она не верила, что это возможно, а потом распрыгалась, будто дрессированная обезьянка, к восторгу всех. А игры в фанты — они падали от смеха, когда Леоннату надо было кричать ишаком, а Марсию ползти змеей. Как они валяли дурака, невероятно.

Где еще на свете есть такое черное небо и такие яркие звезды? А этот шелест-шептание камыша на берегах Нила! Или этот особенный прозрачный свет и колышущийся воздух пустыни, создающий фантастические картины далеких всадников, морей и оазисов. Во всем ощущалось присутствие чего-то неповторимого, необыкновенного. И Александр — главный волшебник ее жизни…

Обо всем этом думала она, сидя на пустынном тирском берегу, ловя последние лучи заходящего солнца, любуясь серебристо-голубой рябью моря.

Подошел Леонид и долго стоял под деревом, за ее спиной. Таис сидела обнаженная, обняв колени и положив на них подбородок. Он любовался ее божественным загорелым телом, к которому он никогда больше не сможет прикоснуться, и тоже вспоминал Египет, их возвращение на корабле в Мемфис. Она тогда стояла на корме, опершись грудью на перила, и задумчиво наблюдала багрово-розовый закат, а он подошел к ней, принял ту же позу и выражение лица, и они, усмехаясь, переглядывались. Он был с ней наедине и счастлив украденным, урванным счастьем. Они много разговаривали в те дни, много хорошо молчали. Он смотрел на нее и не мог насмотреться, и иногда она, шутя, брала его лицо в свои руки и отворачивала в другую сторону.