— Она мучилась?

— Думаю, это очень маловероятно.

— Подвергли действию наркоза? Чем? Как?

— Подозреваю, хлороформом.

— Но… Хлороформом? Вы хотите сказать, что кто-то приехал сюда, готовясь совершить это преступление? Запасшись необходимыми для этого средствами?

— Похоже на то. Если только хлороформа не было где-нибудь в доме.

— Мне об этом ничего не известно. Ума не приложу.

Аллейн внезапно вспомнил рассказ шофера Берта.

— А к вам, случайно, не приезжал ветеринар? — спросил он.

— А! Да. Да, приезжал. Осмотреть афганскую борзую Изабеллы. Она была очень… расстроена. Ветеринар осмотрел собаку под наркозом и обнаружил у нее злокачественную опухоль. Он посоветовал немедленно ее усыпить, и мы согласились.

— Вам, конечно, неизвестно, не забыл ли случайно ветеринар забрать с собой хлороформ?

— Нет. Возможно, Нед знает. Он всем этим руководил.

— Я спрошу его, — сказал Аллейн.

— Или, может быть, Марко, — размышлял мистер Реес. — Мне кажется, он тоже принимал в этом участие.

— Ах да, Марко, — сказал Аллейн. — Вы ведь говорили мне, что он очень надежный человек.

— Разумеется. У меня нет причин считать иначе.

— При нынешних обстоятельствах и в ходе развития событий, по мере того, как мы о них узнаем, мы все, должно быть, задавали себе тревожные вопросы друг о друге, не так ли? Разве вы не задавали себе тревожных вопросов о Марко?

— Ну конечно задавал, — сразу ответил мистер Реес. — И о нем, и, как вы сказали, обо всех прочих. Но не существует ни малейшей причины, ни одного мыслимого мотива, почему Марко сделал бы что-то… плохое.

— Даже если бы оказалось, что Марко — Филин? — спросил Аллейн.

Когда Аллейн и доктор Кармайкл присоединились к Трой в студии, в бастионах туч стали появляться бреши, и лучи солнца то и дело скользили по озеру Уэйхоу и выхватывали куски мрачной зелени на склонах гор, которые постепенно появлялись из тумана.

Посадочная площадка все еще была залита водами штормового озера. Воспользоваться ею никто не мог. Рулевого Леса на том берегу видно не было.

— Вы хорошенько встряхнули мистера Рееса, — сказал доктор Кармайкл. — Думаете, он говорил правду, когда сказал, что эта мысль никогда не приходила ему в голову?

— Какая? Что Марко был Филином? Кто знает. Полагаю, Марко проявил очевидное рвение в деле борьбы против Филина. Его сообщение о проникшем на остров человеке и то, что вдобавок к нему он предоставил крышку от объектива, выглядело крайне убедительно. Помните, как вы все рыскали в лесу? Вы ведь тоже помогали искать пустое место?

— Черт! — выругался доктор Кармайкл.

— В данном случае крышка оказалось ошибкой, это уже был перебор. Она от фотоаппарата массового производства, возможно, от его собственной официальной игрушки, так сказать, а вовсе не от фотоаппарата того типа, который Филин должен использовать, чтобы получать подобные результаты. Возможно, он не захотел расстаться с крышкой от камеры Филина, а показать ее у него не хватило духу; либо у нее вовсе нет крышки на объективе.

— Зачем же он принялся выдумывать всю эту чушь про незваного гостя? — спросила Трой.

— Ну, дорогая, потому, что он намеревался сделать фотографию Соммиты в духе Филина — свой bonne bouche[56], — и ему показалось правильным заронить мысль о том, что прибывший на остров Филин мелькает где-то в лесу. Но вся эта история про чужака на острове внушала сомнения. Все эти поиски были просто чудовищной суетой, но в них принимало участие столько людей, что кто-нибудь обязательно наткнулся бы на чужака, если бы он здесь был.

— И вы уверены, что он не убийца? — спросил доктор Кармайкл.

— Он не может им быть. Он прислуживал в столовой и был занят в холле, пока не уехали гости, а пока они уезжали, бегал до катера и обратно с зонтом.

— И кстати, он стоял со мной на крыльце, наблюдая за катером после их отъезда. Да. Все правильно, — согласился доктор Кармайкл.

— Мистер Реес собирается взяться за него в связи с проделками Филина?

— Пока нет. Он говорит, что не убежден в этом до конца. Он предпочел предоставить это мне.

— А ты?

— Пытаюсь принять решение. В целом я думаю, что с Филином лучше разобраться до прибытия полиции.

— Сейчас?

— Почему бы и нет?

— Он, конечно, знает, что ты его раскусил. После твоих замечаний, отпущенных за завтраком, — заметила Трой.

— По крайней мере, он получил об этом довольно ясное представление, — сказал Аллейн и нажал на кнопку звонка.

— Может быть, он не придет.

— Думаю, придет. Какой у него выбор? Броситься во вздымающиеся волны и изображать Леандра[57], пытаясь доплыть до большой земли?

— Мне, наверное, лучше исчезнуть? — спросил доктор Кармайкл.

— И мне? — предложила Трой.

— Нет, если только вы сами не хотите уйти. В конце концов, я не собираюсь его арестовывать.

— Нет? — удивленно спросили оба.

— А за что? За то, что он Филин? На это у меня нет полномочий. Или вы думаете, мы можем взять его за нарушение общественного порядка или за притворство? Насколько я знаю, по факту он никогда никого не обманывал. Он всего лишь переодевался в странные наряды и делал нелестные снимки. Конечно, есть еще поддельное письмо в The Watchman. Оно, возможно, подпадает под действие какого-нибудь закона; надо будет посмотреть. Ах да, и еще он изображает из себя хорошо воспитанного слугу порядочного человека — полагаю, с фальшивыми рекомендациями.

— Гаденыш, — сказала Трой. — Жестокое свинство — так ее мучить. И ведь все считали это веселой шуткой. А самое стыдное в том, что это и правда было довольно смешно.

— Это и есть худшая часть дурных поступков. Они часто кажутся забавными с какой-нибудь стороны. Если подумать, то я не смог бы продержаться на своей работе, если бы это было не так. Ранние драматурги всё об этом знали: их дьяволы частенько бывали клоунами, а клоуны всегда были жестокими. Ну, начнем.

В дверь постучали, она открылась, и вошел Марко.

Лицо у него было непривлекательного желтого цвета, но в остальном он выглядел почти как обычно. Он спросил:

— Вы звонили, сэр?

— Да, — ответил Аллейн. — Мне нужно задать вам пару вопросов. Первый касается фотографии, которую вы сделали вчера днем через окно музыкального салона. Вы положили снимок в почтовый мешок?