купец то и дело его поправлял. За спиной в отдалении он услышал колокольный перезвон, остановился, развернулся туда, откуда были видны купола Софийского собора, размашисто перекрестился трижды и продолжил свой путь…

Он день как прибыл издалека, все боялся, что чума не обошла его семью, но благо Бог миловал, все живы. Сидя за столом, первым вечером слушал слезные рассказы от жены о том, как страшно было в городе, как всюду чадили костры, сжигающие одежду и имущество зараженных, как шли в сторону кладбища длинные вереницы деревянных гробов, как не смолкал над многострадальным Новгородом тревожный колокольный звон и женский плач…

Путята должен был навестить кузнеца, тот заказывал для жены и дочерей платки, и Путята надеялся, что кузнец также не пострадал от поветрия. Зашел на немноголюдный рынок, осмотрел товары, покачал головой, дивясь высоким ценам, заодно узнал о кузнеце у людей. Те молвили, что кузнец схоронил сына, а сам живой. Путята ревниво оглядывал скудный торг – помнил рассказы дедов, мол, до покорения Новгорода Москвой здесь было не протолкнуться из-за иноземных купцов и груды товаров, а пристань была переполнена купеческими ладьями и челноками. Знал – недовольно роптали жители, терпели, стиснув зубы. Где твое былое величие, отец-Новгород?

В кузнице было сумрачно и жарко, как в бане. Багровый свет пылал из горна, освещая суровое, со сдвинутыми бровями, мокрое от пота лицо кузнеца. Волосы собраны ремешком, на теле прожженный фартук из кожи. Из-под звонко бьющего по алой заготовке молотка сыпались искры. Путята дождался, пока кузнец докончит дело, возьмет изымало и бросит заготовку в бочку с водой. От громкого шипения заложило уши, от пара тут же не стало воздуха, и Путята стремглав вылетел за дверь на свежий морозный воздух. Спустя время кузнец вышел следом, без фартука, в одной рубахе на голое тело – от него даже на улице столбом валил пар.

– Здравствуй, Архип, – сказал Путята, улыбнувшись.

– Здравствуй, – бесстрастно ответил кузнец и, зачерпнув снега, умыл им измазанное лицо.

– Много работы?

– Хватает, – нехотя отвечал Архип.

– Ты бы помощника себе взял. Иль ученика…

Кузнец лишь только глянул, тут же отвел взгляд, протер пальцами заснеженную бороду и молвил:

– Пойдем в дом…

Белянка, жена Архипа, накрывала на стол, пока дочери, четырнадцатилетняя Людмила и двенадцатилетняя Аннушка, с полными восторга глазами рассматривали привезенные Путятой цветастые платки. Крутились друг перед другом, ахали и взвизгивали от счастья, примеряли один, тут же спешили примерить другой. Архип с улыбкой любовался подросшими дочерьми. Путята же отмечал, что обе уже довольно подросли, чтобы вскоре их можно было выдавать замуж. Белянка, заметив оценивающий взгляд гостя на дочерях, прикрикнула на них, дабы отправлялись по хозяйству помогать. Хихикая, счастливые девочки, схватив подарки, выбежали за дверь. Архип расплатился с Путятой за привезенные платки и со сдержанной усмешкой наблюдал, как тот пересчитывает монеты. Новгородцы!

Накрыв на стол, Белянка удалилась – за стенкой заплакал ребенок. Видать, пошла кормить.

– Как сынка-то назвали? – спросил купец.

– Александром, – ответил Архип с легкой улыбкой. Выпили меда, притом Архип лишь губы смочил – сегодня нужно было еще работать.

– Знакомец мой, Ратмир, купец, оказался замешан в каком-то убийстве, – вещал Путята, – которого он, конечно, не совершал! Совершил другой купец, имени его не вспомню, но меж ними давно вражда была! Ну и он в Разбойный приказ, а там ему – либо плати, либо в застенок! Конечно, денег у него не было. Так ему еще и заплатить пришлось, чтобы приказ покинуть! Вот так дьяки наши дела решают! Ну, Ратмир этот по знакомым решил узнать, как быть. Но ему знающие люди говорили, мол, дело конченое, придется платить, ибо сам дьяк Григорий Шапкин, ведающий Разбойным приказом, знакомец того самого купца, что враг Ратмира, а за Шапкиным стоит сам казначей Никита Фуников.

Архип слушал о неинтересных для него судьбах купцов рассеянно, но сама сущность работы в приказах заставляла задуматься. Чего же им, иродам, не хватает? И куда бояре глядят и сам государь, когда у них под носом дьяки нагло воруют и сдирают с населения деньги?

– Несчастный грех на душу взял. Ушел в сарай, да там перехватил себе горло ножом. Вроде как и наказывать некого, и платить тоже никому не нужно. Семья его без кормильца осталась, да хоть без долгов, ибо деньги он успел схоронить. Вот так вот! – продолжал Путята. – Так и живем! Как говорят, рука руку моет у них! Я когда к знакомому дьяку пришел в Поместный приказ, а там люду – тьма. И все молят об одном, чтобы их пропустили, а там стоят два стража, молвят, плати и заходи. А тех, у кого денег нет, отпихивают от крыльца. А дьяк, что в приказе этом сидит, поместья раздает, еще к нужной доплате себе полсуммы требует. Не платишь – без поместий остаешься. Вот так! Что делать, ума не приложу!

– Каждому на том свете воздастся, – не зная, что ответить, молвил Архип.

– Оно-то воздастся, – Путята облокотился о стол и подался к Архипу, дыша на него луком и медовым духом, – а на этом свете как жить прикажете?

– Уезжать надобно. Да некуда, везде одни люди. – Архип махнул рукой и взглянул в окно. Уже смеркалось.

– А вот тут ты не прав, – улыбнулся Путята, – я много куда езжу, ты знаешь, что на архангельской земле был не так давно. Так вот что я тебе расскажу. Слыхал ли ты об Аникее Строганове?

Архип обернулся к гостю и безразлично пожал плечами.

– Он из наших, новгородских. Строгановы промышляли солеварным делом, переселились в Сольвычегодск. Через Архангельск англичане торговлю с нами ведут, так Аникею Федоровичу государь уже много лет назад поручил следить за этой торговлей. Там строго-настрого запрещено англичанам в розницу торговать, и продавать им железо с пенькой лично государем запрещено. За всем зорко следит Аникей Федорович уж больше пятнадцати лет! Молвят, он отправил людей за Уральские горы, в далекие отсюда земли, нашел каких-то дикарей, так теперь скупает задешево у них дорогие меха. Денег у Аникея Федоровича столько, что начал он земли скупать на Устюге, расширяет владения…

Архип слушал, сдвинув брови. Все это походило на сказку. Как один человек мог добиться такого влияния и такой мощи?

– Теперь он еще выпросил у государя обширные земли вдоль реки Камы, заселяет их различным людом. Хочешь спросить – откуда, мол, там столько людей? Так беглые к нему на службу идут, заселяются, землю вспахивают. И все это государь отдал ему после того, как Аникей Федорович открыл торговые пути в Сибирь. Там