кому бы поручить разгрузку багажа. – Ты сам, Эжен, – напоминаю, сам – спровоцировал нас бежать из дома, в пути погиб Артем. Как я буду смотреть в глаза Елизарию? Мы жутко потратились, пока добирались, пережили столько страхов…

А теперь из‐за тебя же мы вынуждены поставить крест на планах.

– Да, Эжен, к чему было тащить нас сюда? – добавила княгиня. – Вы же не всерьез думали, что мы согласимся уехать, бросив Полину? – Ее губы исказила болезненная улыбка.

– Это я, я придумала. – Полина, заметив, что Жока не в силах подобрать нужных слов, пришла на помощь. – Он хотел… он не так хотел. – Она всхлипывала, но голос звучал уверенно и страстно. – Maman, papa, не может быть и речи, чтобы вы из‐за меня, из‐за нас меняли свои планы.

– Какие планы? У нас один план – быть вместе. Если суждено погибнуть, значит, на то воля Божья, – устало вздохнула Дарья Львовна.

– Да неужели ты думаешь, что мы сможем наслаждаться жизнью, пока ты здесь… в неизвестности? – Князь наконец‐то выловил из толпы матроса, взял его за рукав для надежности и принялся растолковывать, что нужно забрать вещи с уходящего корабля. Его слова утонули в требовательном реве парохода.

Евгений часто-часто заморгал, глядя то на собеседников, то на подрагивающий в нетерпении трап. Он страшно корил себя, что не озаботился билетом на этот пароход и даже не успел наняться юнгой. Что ж, значит, уедет на следующем.

– Полина, monsieur прав. Я не могу обеспечить тебе ту жизнь, к которой ты привыкла. Я могу только отдать тебе всю свою любовь. Или жизнь. Мне не жалко… Тебе следует поехать с родителями во Францию. – Он сжал ее руку, заглянул в глаза и кивнул с невысказанным обещанием.

Она все поняла. Шаховские поднялись на борт, корабль недовольно покряхтел и отчалил. Высокая фигура с темным ежиком волос на голове осталась стоять на пристани, сжимая правой рукой недорогие часы с откидной крышкой, повешенные для надежности на шею.

Глава 10

На могучую грудь бескрайней степи опустились сумерки, поудобнее устроились, подоткнув под ухо холмы, задремали. Их накрыла бархатным одеялом теплая безветренная ночь. Полная луна ласково теребила речные волны, обещая рыбакам богатый улов.

– Ну как? Много наловили? – Всадник, с ног до головы одетый в черное, легко соскочил с седла, похлопал по гриве вороного и поздоровался с сидящими у костра легким поклоном, приложив правую руку в левой стороне груди.

Чуть поодаль худой паренек в драной тюбетейке чистил мелкую рыбешку, чешуйки падали в траву блестящими слезинками.

– Ассалам уалейкум, Идрис, – раздались недружные возгласы.

– Много рыбы, хватит на неделю, – довольно ухмыльнулся ворошивший угли.

Коктал – изобретение древних кочевников, пальчики оближешь. Крупную рыбину потрошат, но не чистят. Внутрь кладут душистые приправы и дикий лук, сверху обмазывают глиной и закапывают бесформенные куличи под прогоревшие угли. Дремлющий костер отдает им неспешный ровный жар, рыба, запаянная запекшейся глиной, доходит в собственном соку, наливается прелым ароматом трав.

Пока под углями созревает коктал, над ними булькает уха, куда свалили рыбешку поменьше. А что, не выкидывать же? Путники устраиваются вокруг и ждут, протирая вытащенные из‐за голенищ ложки подкладками дорожных халатов. Кто брезгливый, тот не поленится спуститься к воде и почистить песком, так наверняка лучше. Остальным все равно. Хорошо, если у кого‐нибудь найдется в запасе байка или не слыханная прежде сказка. Но это редко. Все больше придуманные истории про охоту, сайгаков и волков. Скоро раскопают кострище, вытащат палками дымящиеся валуны, в которые превратилась глина, разобьют, и поплывет над стоянкой запах подкопченной радости, от которого томительно заноет под ложечкой.

– Кушайте поплотнее, скоро в степь придет голод. – Идрис уселся, поджав под себя ноги.

– Что ты говоришь? Зачем? За что? – заволновались сидящие.

– А вы разве не видите? Колчак со дня на день проиграет, никакой сибирской, или белой, России не будет. Скот свой вы под нож пустили, коней отдали солдатам.

– Ой-бой, правда, все правда! – Худой Бахадур, чистивший рыбу для ухи, пододвинул котелок на середину, попробовал на соль.

– Мы здесь не для стряпни собрались, – осадил его старший, Кайсар, его глаза вглядывались в темноту, кого‐то искали. – Ты расскажи, Идрис, как агалар[64] жить собираются. А то мы тут еще кое‐кого пригласили, из комиссаров.

– Агалар? – Идрис задумчиво ковырял ложкой в глиняном черепке. – Какие агалар? Я еду из Оренбурга, там собираются просвещенные, – он пренебрежительно хмыкнул, – казахские умы, хотят по‐своему жить. Только куда им? Тургайская степь издавна была под Россией. Уйдут русские, придет китаец. Вы этого хотите? Красные, кажется, на этот раз взяли верх. Почему бы вам всем не уйти на джайляу[65] и не жить первобытной жизнью? Не лезть в костер, как, – он пнул розовеющий черепок, – эта рыба.

– Залечь на дно, как эта рыба. – Кайсар ощерился, зыркнул на черного зло, требовательно. – Ты это хотел сказать? Мы будем пасти овец, пока чужаки вершат судьбу нашей земли?

– Нас мало, русский брат нас никогда не обижал, – подал голос один из тех, кто сидел позади и только слушал. – Почему бы нам не идти с ним рука об руку?

– Потому что ваш брат убежал как подстреленный волк, спрятался за границей, никто не защищает старую власть. Все царские генералы переругались, делят одеяло, а оно трещит по швам и лопается. Красные расстреляли семью императора! Неужели они тебя пожалеют?

– А я при чем? Я же не забираю их власть. – Говоривший придвинулся к костру, и Идрис наконец смог разглядеть худое лицо с длинным носом и полуприкрытыми веками. Кажется, к простакам приблудился кто‐то образованный. – Может, от красной власти простому люду легче станет жить?

– Ну попробуй, – зло усмехнулся Идрис, – я лично подожду в сторонке.

Его последние слова заглушил топот. Пять всадников, перепоясанных портупеями поверх разномастной одежды, подъехали к стоянке, спешились, подошли и вежливо поклонились сначала старшему, потом всем остальным. Впереди выступал Карп Матвеич в кожанке, за ним двое в чабанских одеждах, потом еще двое совсем молоденьких, одетых по‐городскому: один долговязый и белобрысый, второй – высокий азиат, но не казах, другой.

– Здравствуйте, товарищи чабаны, крестьяне, рыбаки! – Энергичный Карп по очереди протягивал руку сидящим. Кто‐то вскакивал навстречу, кто‐то угрюмо протягивал вялую ладошку. – Мы, бойцы Красной армии, пришли поговорить с простым казахским народом про наше общее будущее.

– Дай Аллах мир нашему общему дому! – раздались недружные вздохи.

– Советская власть ничего не станет у вас забирать. Наоборот, значица: все, что годами зажимали ваши баи, отберет у них и отдаст беднякам. Сейчас весна тысяча девятьсот девятнадцатого. Дайте