воспитания взятием под стражу и заточением в одном, отдельно взятом загородном коттедже. Но моего любовника тогда это не остановило — нашел способы видеться и под родительской охраной. Охладило его ко мне другое и чуть позже. Когда у него посыпались неприятности одна за другой и по нарастающей круто вверх, смекнул, что отец мой привык играть по-крупному. И особенно тогда, когда попал «на ковер» к своему боссу, и тот пригрозил…в общем, он тоже был из «плохих дяденек» и речь его, догадывалась, была очень грязной, но моему тогдашнему возлюбленному однозначно понятной. Возможно, но, разумеется, в очень сокращенном и мягком варианте она имела такой вид:

— Брось эту бабу, иначе лишишься самого дорогого любому мужику.

И от меня отступились. Но после ночи-прощания. Эх! Даже теперь есть, что о ней вспомнить. Но все осталось в далеком прошлом. Правда, теперь-то я на папеньку своего нисколько не в обиде. Вот тогда, да, сотворила целую акцию протеста. Ударилась во все тяжкие, так сказать. И кого у меня после этого только не было! Даже по представителям разных рас прошлась. Но речь не о том…

— Господи! Что со мной?

И правда! Что это в моей памяти и сознании в целом вдруг так ярко родитель возник?! К добру ли? Нет, вот так подумаешь об одном, но потом, бах, и все мысли махом отшибет. О чем я вообще тут думаю, когда там… Господи, здоров ли папочка? Сколько же меня уже там нет? Или… Не может он там бездействовать. Это тогда не мой родитель будет, не отец мой, а не пойми, кто. А может, напал на след? Не лично, конечно, а те люди, которых подключил к проблеме. Папа, наверняка, там действует. Да он способен все и всех перевернуть, если ему что-то понадобится. А если есть способ ходить к нам, то возможно имеется вариант и обратный? Ох, голове совсем плохо стало. Пора было отправляться на покой.

— Тим! — взвыла я так, словно включила аварийную сирену. И охранник возник рядом в тот же момент. — Домой! Мне срочно надо отдохнуть.

Пока добрались до особняка, мое душевное состояние улучшилось. Хоть и относительный, но покой, наконец, опустился на мою бедную голову. Для еще большего придания равновесия нервной системе, велела приготовить хвойную ванну. После нее собственное отражение, увиденное в зеркале, навело на мысль, что ко сну была готова. Вот и улеглась под пушистое одеяло, устроилась на взбитых подушках и уже с легкой улыбкой подумала о папе, прежде чем погрузиться в сон:

— Уверена, что мы свидимся. И надеюсь, что скоро.

Мне казалось, что он мне приснился. Мой родитель. Степан Георгиевич Зуров. Вот же. Сидел на моей кровати и гладил мою ногу…

— Стоп! Отцы так себя не ведут! — вот с этой трезвой мыслью я и начала просыпаться.

Мужчина сидел на кровати и водил ладонью по моему бедру. Касания становились все более властными и совсем уже нескромными, отчего мне все труднее удавалось изображать крепкий сон. И настал тот момент, когда вздрогнула, а следом быстро сместилась на другой край постели, благо кровать была широкой, попыталась там спрятаться от навязанных ласк. А одновременно с этим надумала закричать.

— Ти… — получилось только так, потому что меня немедленно ухватили за ногу, дернули, подтянули и зажали рот рукой, капитально придавив еще сверху тяжестью тела.

— Не надо кричать, — шепот был тот же, что и вчера. И тяжесть эта дурацкая стала, как бы, узнаваема. Как и рука, зажавшая мне рот. А на лицо опустились его волосы. Длинные, прямые. И запах…Что это? Лаванда с корой дуба? Вроде, и можжевельник угадывался.

— Черт, у меня здесь что, проходной двор? — от этой мысли дернулась, и меня придавили сильнее — даже дышать стало трудно.

— Будешь вести себя спокойно, отпущу. Ну? Договоримся? — и он сначала приподнялся с меня немного, позволив легким нормально наполниться воздухом, а потом убрал ладонь с губ. Только вот совсем не поднялся, так и остался сверху.

— Я…мне… — если честно, то сама не знала, что хотела ему сказать.

— Тяжелый для тебя? — прошелестел голос рядом с ухом. — А так? — и он перекатился на бок, увлекая и меня за собой. — Лучше?

В голосе чувствовалась усмешка. А еще мне показалось, что заметила блеск его глаз. Но, в основном, в комнате и вокруг нас двоих царила тьма, при которой трудно было что-то понять. И что мне не пришло в голову сказать горничной, чтобы не зашторивала сегодня портьеры?!

— Кто вы? — спросила скорее от испуга, не рассчитывая особенно получить ответ. Вот и услышала только его приглушенный смех. — Что вам надо?!

А вот тут мужчина замолчал, но протянул руку, чтобы коснуться моего лица. Особенно его интересовали губы, их обвел по контуру несколько раз, легко касаясь, догадывалась, что указательным пальцем.

— Прошлый раз пришел, чтобы предупредить. Но ты, похоже, так ничего и не поняла, — по легкому колебанию воздуха догадалась, что его губы были прямо напротив моих. — Ты ничуть не угомонилась.

Как это? Выходило, что предположение об угрозе-предостережении оказалось верным? Однако способ этот тип выбрал очень затейливый для этого. Нет, чтобы просто сказать, что, мол, не делай так, а то… Чушь! Что-то мне не верилось, что все происходило именно так. И вообще, и сейчас не верилось в реальность происходящего. Какие-то изощренные методы, однако, у незнакомца были для того, чтобы донести свои мысли до такой несообразительной меня.

— То были шары! — его шепот приблизился к моему виску, и по нему немедленно пробежали мурашки. — А теперь еще колесо! — и, похоже, меня тоже нюхали, как и я недавно волосы этого типа. — Тихо! Выбрось из головы мысли закричать! Помощь не поспеет.

Близость мужчины, его дыхание в моих волосах, властные руки, одна на плече, другая тяжестью и жаром ощущалась на талии, не располагали к хорошему мыслительному процессу. А если прибавить сюда еще глухую ночь, темень и отсутствие возможности позвать на помощь, то понятно, какие картины будущего рисовало мне воображение в тот момент. И разве, не угроза только что была мне озвучена? Вот и скакали образы моего умерщвления перед мысленным взором. От удушения, до… Нет, они постоянно возвращались к тому, как этот тип сжал бы мое хрупкое