— Думай, голова, думай! — таращила я глаза в темноту. И мне стало казаться, что начала что-то видеть. Или это разыгралось воображение? Но, так или иначе, а оно отвлекало от рассуждений.

— А теперь еще из-за тебя могут возникнуть беспорядки в городе! — и снова чужие губы были напротив моих, и чуть не касались их. Хотя… вот уже и касаются. — Это не дело. Я обязан это прекратить.

— Неужели!.. — думала, глаза мои не могли распахнуться еще шире. Однако ошиблась. А еще у меня от догадки приоткрылись губы. И неизвестный этим немедленно воспользовался. — Он, что, видел все в темноте? — додумать не успела, так как его поцелуй слишком уж углубился. — Вы… — хотела высказаться, что заподозрила в нем начальника гарнизона. Это же ему было дело до беспорядков.

Это Эдвард недавно сказал, что в его обязанности входило обеспечение спокойствия в городе, и ему самому не престало нарушать установившийся порядок. Вот только час назад, или чуть больше, дело было, когда маркиз распалился и высказался за выяснение отношений на поединке. Вот ведь, сволочь двуликая, этот офицер! Там выказал себя поборником порядка, а здесь… Справился с женщиной! Так и впился в губы, клещ!

— Ммм! Какая ты вкусная!

Укусить, как и вчера, не получилось. Опытный стал, паршивец. Точно чувствовал мои следующие действия. Рот мой он оставил в покое и перешел к шее. А я вспомнила, какие отметины уже оставил там, от этого всхлипнула и хотела только выкрикнуть протест, как мне на губы и наложили ладонь. Получилось, поэтому, только замычать.

— Погоди немного, — прервался он от серии мелких поцелуев, на секунду приподняв голову. — Сейчас тебе расхочется протестовать и звать охрану.

К моему стыду так оно и случилось. Через совсем малое время, увы, я только и могла, что всхлипывать от пробудившегося в теле желания. И тогда уже еле сдерживалась и призывала оставшиеся крохи воли, чтобы не попросить этого, не пойми кого, о большем, чем поцелуи и прикосновения руками. Это черт знал, что творилось. А когда я дошла до последней точки и закусила угол подушки, чтобы не застонать от удовольствия и нахлынувшей вслед за ним слабости, меня неожиданно оставили в покое. Мужчина, без сомнения тоже распаленный страстью, в отличие от меня, смог взять себя в руки. Он отстранился и поднялся на ноги.

— Так и быть! Пусть будут шары, пусть крутится это чертово и твое колесо. Пока, во всяком случае. Но ничего более! Поняла? Никаких натравливаний мужчин друг на друга. Усвоила? Никакой бурной деятельности, женщина! Иначе, накажу серьезнее, чем сейчас. И не приму во внимание никаких отговорок. Все ясно?!

И он ушел. Обыкновенно так развернулся на каблуках, дошел до двери и вышел в нее. Это определила по звукам. А еще я узнала этот голос. На расстоянии мне уже не шептали, а просто тихо, но с нажимом говорили. Этих властных нот не распознать было невозможно. А еще прозвучала характерная хрипота. И теперь я точно знала, что дважды удостоилась ночных визитов герцога. Вот такие были дела.

Да. Гордость моя претерпела большой урон. От осознания случившегося получила сухую истерику. Это когда слез нет, а все остальное как обычно. Метания, терзания, всхлипы, судорожные вздохи — получите. А глаза при этом сухие, как пустыня и даже песок колючий в них ощущался вполне. Разметала в бессилии и отчаянии подушки, скомкала простыни и сбросила на пол одеяло. Но не помогло. Села и сгорбилась, и просидела в позе отрешенного страдания достаточно времени. А когда начала заниматься заря, заставила себя, все же, подняться и пойти приготовить ванну. Снова. Хвойную. Себе и самой.

Воду сделала приятно-теплую. Забралась в нее и выдохнула. Запрокинула голову к потолку и полежала так, просто созерцая его без единой мысли в голове. Почему в ней было пусто? Разогнала оттуда все непригодное и подержала в чистоте, готовясь заполнить планами мести. Уже только намек на ответные действия обнадеживал на возвращение ко мне веры в себя.

— И пусть не думает, что справился! — иногда проскальзывали такие слова в сознании, а на самом деле они звучали через плотно сжатые зубы.

А дальше мне захотелось запеть. Совершенно неожиданно. И подумалось: «Почему бы и нет?» И я спела несколько десятков песен. Это заняло приличное время. Вода в ванне успевала остывать, так что приходилось добавлять кипятка. И еще я придумала в нее погружаться с головой. Отличная была затея — здорово отвлекала вообще от всего. Вот так и прошло время до того момента, как дом наполнился звуками, проснувшейся челяди, и горничная нашла меня, мурлыкающей себе под нос веселый мотивчик.

— Госпожа! Вы уже поднялись? Так рано?

— Нет. Я еще не ложилась. Смени мне постель. Собираюсь сейчас только лечь. Застели белье в мелкую полоску. Оно мне нравится. Да, это. Сорочку подай белую с кружевами. Точно, эта самая. Я знаю, что она из тончайшего батиста. На этом все. И чтобы меня никто не тревожил. Да, и Тим тоже. Никто! Меня ни для кого нет!

И я действительно проспала целый день. И что удивительно, у меня получилось отлично отдохнуть. Проснулась ближе к вечеру бодрая и улыбчивая. Мой славный охранник вторым, следом за горничной, внедрился ко мне в спальню, стоило только подергать за шнурок вызова прислуги. И выглядел удивленным. А мне захотелось узнать, что его так поразило, неужели, моя улыбка? Но от вопросов удержалась. Вообще ото всех.

— Верный мой, Тим, приготовься. Через час поедем в клуб. Как только перекушу, — и что я такого особенное сказала, что он так пристально меня рассматривал? Или ждал от меня другого поведения? И расспросов тоже? Но не дождался. Вот и недоумевал.

Дальше у меня был обычный, так сказать, трудовой день, то есть ночь. Ну, раз была хозяйкой ночного клуба. Вернулась домой почти под утро, оставаясь на посту до последнего. Когда ложилась спать, долго косилась на зашторенное окно. Потом не выдержала, поднялась с постели и, прошлепав до него босиком по полу, собственноручно развела шторы в разные стороны, впуская в комнату лунный свет.

— Так оно лучше, — бурча под нос эти слова, забралась снова под одеяло.

Той ночью никто не явился. Следующей тоже.