искренне потрясенный глубиною сказанного. Теперь уже все три основных персонажа были заодно. И как бы невзначай, с той долей тайны и магии, что свойственны только истинному величию, к ним присоединяется «нагота ветвей». Изумительный сюжет. Я был доволен. Счастлив. Горд.

Кто станет спорить, если вот он — шедевр. Но шедевру явно требовалась вторая строка. Что ж, пора использовать оставшиеся ингредиенты. Чего жалеть! Сразу оба. Я стал читать в газете вчерашние новости и пить. Читал с интересом и пил с наслаждением. Бутылка коньяка, что притаилась в шкафчике под строгим надзором жены, была теперь свободна. Как нагота ветвей, как писк синицы и тепло весны. В мозг, истерзанный вдохновением, стремились потоком известия о пахоте на целине, невиданном урожае кукурузы в заполярье и трудовом подвиге швеи-мотористки. А в рот крепкой струёю лился коньяк, и первая строка приобретала все более и более гениальные оттенки:

В обнаженные ветви зовет синица весну с пустотой…

Я не собирался останавливаться на достигнутом и уже:

Скрылась в ветвях пустоты синица вместе с весной…

Но ненадолго, и вновь:

Весна настигла как-то раз синицу в пустоте ветвей…

Счастливые мгновения летят незаметно. Куда подевался коньяк? Газета отброшена и, залпом осушив стакан напитка менее благородного, но более крепкого, я создал еще один образец подлинного красноречия:

Пугалась пустоты ветвей синица по весне…

Но творчествий порыв, как струйка дыма на сквозняке, начал ослабевать. Мне стало до слез жаль неведомую целину, урожай кукурузы и, особенно, почему-то, швею-мотористку. Теплое чувство печали обняло сознание. В пелене затухающего порыва я еще какое-то время продолжал швырять слова на бумагу:

Весне, да в пустоте, синицы клич уж ни к чему…

Куда девалась пустота? Синице не нужна весна…

И синице, и весне, ох, как тесно в пустоте…

…пока не уснул. В отблеске воспоминаний пронеслось: «Кто же ногой качал? А качал ли кто нить… весна… ау-у.

На утро голова стонала словно из ружья. Жена назвала «карликовым пушкиным», но сжалилась — принесла компресс, а к обеду и судьба начала проявлять благосклонность — стих у виска барабанный бой. С трудом вспоминая минувшее, я двинулся к столу и обнаружил там кучу исписанных листов бумаги. На каждом тысячи раз, как бес на сковородке, плясала одна и та же строка. Нетвердой рукой я попытался смять их, но тут, приметил на одном что-то странное.

Самым неразборчивым почерком, где буквы, толкая друг друга, валялись вдоль и поперек, было изображено:

Клич в пустоте.

Я пью до дна.

Ура, ура!

Пришла весна.

Я встрепенулся. А что, совсем не плохо, подумалось мне на пике поэтического похмелья. Шикарный задел. Конечно, это еще не вершина мастерства — скромность всегда украшала мой стиль. Просто надо поработать. Посовершенствоваться. Для начала, например, шампунь сменить на мыло. Прогулку на пробежку, «Очи черные» на «Пока горит свеча» или «Синюю птицу удачи». Куда менять коньяк было и так понятно по звуку раскатистого звона в голове. Это еще не предел, согласен. Но творчество, оно всегда творчество. И в чистоте, и в пении, в распитии и поэзии. Поэзия! Ее бастионы не вечны. Рухнут. Я настойчив. Главное, рецепт вдохновения открыт. Осталось правильно смешать ингредиенты.

25-ЫЙ КАДР

С тех пор, как он развелся, для немногих остался Яшей. А может быть, только для меня одного. Старея и теряя близких, мы все больше начинали ценить друг друга. И разговаривать чаще.

Постоянным местом встречи стала летняя веранда загородного ресторана. Здесь можно было проводить время, неспешно выкуривая по пачке сигарет, попивая кофе и делясь мыслями, какие придут в голову. Так случилось и на этот раз.

Яша закинул ногу на ногу и поднял чашку. Пошевелив седыми усами, он хитро глянул из-под густых бровей.

— Знаешь, никогда не упускал случая выпить кофе с удовольствием, но лишь недавно понял, как это сделать по-настоящему.

— ?

— Важный элемент — чуточку отставленный в сторонку мизинец.

Он демонстративно подергал пальцем.

— Видишь? Думаешь, хвастаю? Если бы! Сокрушаюсь. Триста лет пил, как все смертные.

Я наблюдал, как Яша мочит в кофе усы и попытался паясничать — тоже отставить мизинец. Сразу вспомнил, что тот давным-давно сломан и почти не двигается.

— Возьми-ка другой рукой, — усмехнулся он. — Не хочу наслаждаться в одиночестве.

Яша не успокоился, пока я не поднял чашку левой и оттопырив палец, не попробовал.

— А? Слышишь разницу?

Сделав большие глаза, я воскликнул с укоризной:

— Как мог ты, злой кудесник, молчать так долго? Волшебный вкус!

— Ерничаешь? А зря. Хороший вкус — не в чашке. Он — в голове. Его не пробовать, а придумывать надо.

— Ну, не знаю, — я пригубил еще раз. — Мелочь.

Яша многозначительно кивнул.

— Мелочи! А из чего, по-твоему, вся жизнь складывается? Из них, — он задумчиво наклонил голову, — только из них. Мне тут попалась одна…

— Женщина?

Яша усмехнулся, но, не меняя выражения лица, стал глядеть куда-то в сторону.

— Книга. Ничем особо не примечательная, по форме вполне обычная, хотя и много меньше остальных. Держалась особняком. То ли из скромности, то ли компания не нашлась, но стояла с краю. Глянешь внимательно — замухрышка.

Я удивленно приподнял бровь, но не стал перебивать.

— Несколько раз брал с полки, вертел в руках, но возвращал обратно, так и не открыв. Книгу, мой дорогой, надо почувствовать.

— Ах, вот ты о чем.

Яша продолжал:

— А эта никак себя не проявляла. Приятное чтение или крепкое вино — какая разница? Если бутылка уютно падает в ладонь, содержимое будет выпито с удовольствием. Я не прав? С книгой так же.

— И как у вас, сложилось?

— Не сразу. Пришлось повозиться, — он душевно улыбнулся. — Это оказались рассуждения одного эстета. Конец девятнадцатого века.

Яша уверенно поставил чашку на блюдце и вытер усы. Насколько я знал, а уж я-то знал, это был верный признак долгой беседы.

— Хочешь, я расскажу тебе о мелочах. Ты сразу поймешь, как важно пальчик отставлять, — Яша ласково посмотрел на свой мизинец и улыбнулся. — Автор меня задел. Речь шла о Риме. Мой город. А, по его мнению, красота Рима якобы заключается в сумме составляющих ее частей, которые сами по себе ничего не значат. И лишь в присутствии друг друга обретают ценность. Возмутительно!

— Прочитал или выбросил?

— Одолел с отвращением.

— Аминь! — воскликнул я насмешливо, но Яша сделал предостерегающий жест.

— Я полагаю, он ошибался. Поверь, красота этого города сама по себе, а все, так называемые «мелочи», которые там встречаешь, имеют отдельное, свое собственное очарование. Их, конечно,