Мария закивала:

– Да, да, конечно. Прости меня, Павел. Я очень виновата перед твоей женой. Но я не смогла противиться любви.

Комаровский снова поцеловал ее, на этот раз в розовую щеку:

– Ты ни в чем не виновата. Да, Эмилия больна, но мы здоровы и потому не должны лишать себя радостей жизни. Когда она заболела, я стал философски смотреть на многие вещи. И я хотел бы видеть тебя снова.

Она прикрыла пышную грудь с гранатовыми сосками и опустила голову:

– Ты сможешь приходить, когда захочешь.

Он стал одеваться, и женщина, пуская колечки ароматного дыма, наблюдала за новым любовником. Она не жалела, что отдалась ему, но как мужчина он оказался не на высоте, а таких Мария презирала. К тому же его тщедушное тело, дряблая кожа и куцая бородка вызывали отвращение. О, если бы его деньги да какому-нибудь красавцу с фигурой Аполлона! Неужели ей никогда не встретится такой мужчина?

Павел присел на кровать и взял ее руку в свои потные ладони.

– Я приду к тебе завтра, – сказал он и впился в ее губы.

Тарновская снова изобразила страсть. О, она научилась это делать, и очень искусно! Наверное, в этом ей не было равных во всей России, да что там в России – во всей Европе!

Граф снова почувствовал желание и собрал всю волю, чтобы не наброситься на эту женщину, которую полюбил неожиданно и страстно.

– Буду ждать. – Она вздохнула, будто сожалея о его уходе, но, когда за ним закрылась дверь, презрительно фыркнула: – Ничтожество! О, какое он ничтожество!

Ей захотелось немедленно принять ванну, чтобы смыть его объятия, его пот, она встала, скинула простыню и, проходя мимо зеркала, посмотрела на свое отражение.

Рука потянулась к столику за диадемой. Сокровище ее рода всегда вселяло в нее уверенность, давало силы.

Мария открыла футляр и уронила его. Он был пуст.

Женщина задрожала, на лбу выступил холодный пот. Она заметалась по комнате, вспоминая, куда могла деться бриллиантовая диадема, но разум подсказывал, что все пустое, что драгоценность всегда лежала в футляре на столике, и то, что ее сейчас там не было, говорило только об одном: кто-то украл ее. Но кто? Кто знал о ее сокровище и смог проникнуть к ней в номер? Горничные не убирали его в ее отсутствие.

Обессиленная, Тарновская села на кровать и застонала. Она не могла лишиться диадемы, не могла потерять свой талисман! Но где ее искать?

Когда шевельнулась портьера, Мария замерла.

– Ба-ба-ба, голубушка, – раздался знакомый хрипловатый голос, – ты здорово забавляешься в мое отсутствие. Вы такое выделывали на этой кровати, что я потерял дар речи.

Тарновская оцепенела, узнав своего любовника-юриста.

– Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел? Ты должен быть в Алжире!

Прилуков хмыкнул и пошевелил тараканьими усами:

– Признаюсь, дорогая, я не собирался покидать Африку. И в Алжире можно неплохо прожить оставшиеся годы, если, конечно, имеешь деньги. А без денег там можно только умереть, но это пока не входит в мои планы. – Он сел на кровать и коснулся пальцем ее обнаженной груди. – А ты такая же аппетитная, как была. И на твои прелести уже нашелся покупатель. Как он тебе понравился в постели? Неужели лучше меня?

Мария схватила простыню и набросила на плечи.

– Убирайся, или я вызову полицию. И отдай диадему. Это ты взял ее.

Его красные глаза горели необычным блеском, желтое лицо кривилось:

– Я и не отрицаю, дорогая, что взял твое сокровище. Но мне позарез нужны деньги. В том, что я остался без них, виновата только ты. Ради тебя я растратил свое состояние, потом пошел на преступление и лишился украденных денег, мотаясь с тобой по курортам и покупая дорогие наряды. Так что у меня к тебе предложение, – его руки тряслись, пот градом катился по лицу, – ты выкупишь у меня свое сокровище. А хочу я за него ровно восемьдесят тысяч – ровно столько, сколько я стащил у клиентов.

Мария с презрением посмотрела на него.

– Ты тратил деньги не только на меня, но и на наркотики. Это во-первых. Во-вторых, у меня нет такой суммы. В-третьих, я заявлю на тебя в полицию, и ты отдашь то, что взял, совершенно бесплатно. – Она поднялась и потянулась за платьем. – Положи диадему на место, или я приведу сюда полицейского. Конечно, ты успеешь скрыться, но тебя найдут.

Тарновская принялась торопливо одеваться, обрывая крючки на платье, и Прилуков попытался обнять ее:

– Ну, ну, Мария, я не хочу с тобой ссориться. Давай все решим полюбовно. Дай мне немного денег – и ты получишь обратно свою диадему. В противном случае я выброшу ее в канал и сам сдамся полиции.

Справившись наконец с крючками, она подошла к столику, взяла сумку и вытряхнула из нее все деньги:

– Держи. Только ты придешь снова. Я в этом уверена.

Трясущимися руками Донат совал купюры по карманам. Он думал, сколько доз можно приобрести, и это грело его душу.

Прилуков давно стал законченным наркоманом, но в этом винил не себя, а Тарновскую. Это она приучила его к наркотикам, сама сделала ему первый укол. Эта дьяволица не впала в зависимость от морфина, в то время как он…

– Конечно, я приду снова, – подтвердил Донат. – И ты снова дашь мне денег. А диадему получишь тогда, когда я буду убежден, что ты исправно платишь мне.

Она стиснула зубы, замычала от сознания собственного бессилия – и вдруг внезапная мысль пронзила ее как молния.

Мария подошла к бывшему любовнику и посмотрела в его горящие глаза.

– Ты хочешь, чтобы я постоянно снабжала тебя деньгами, – проговорила она. – Верно? Что ты скажешь, если я предложу их заработать? Тогда ты получишь не какие-нибудь жалкие сто-двести рублей, а несколько тысяч.

Его затрясло:

– Что ты имеешь в виду?

Мария опустилась на кровать и указала ему на стул:

– Сядь и внимательно слушай. Не только у тебя заканчиваются деньги. Скоро от пятидесяти тысяч, которые оставил мне бедный Шталь, ничего не останется. Я должна найти нового поклонника, чтобы продолжать жить безбедно. Мой выбор пал на Комаровского, и, поверь, это неплохой выбор. – Он опустился на стул, очарованный каким-то демонским огнем, который излучали ее голубые глаза. – Чтобы он поскорее женился на мне, ему нужно овдоветь. Его жена тяжело больна, но одному Богу известно, сколько она еще продержится. А я не хочу ждать.

Его жидкие черные волосы вспотели, и Донат провел по ним рукой.

– Ты говорил мне, что разбираешься в фармакологии, – продолжала Тарновская. – Я умею делать инъекции. Мне ничего не стоит заставить Павла уволить медсестру и занять ее место. Он будет рад видеть меня в своем доме.

Прилуков задышал:

– Ты хочешь, чтобы я приготовил яд?