нежная и даже, кажется, ранимая. Изящная тонкая шея. Утонченные черты лица. Белоснежная кожа с робким румянцем на щеках.

«Тебя поцеловала луна», – шептала ей когда-то нянечка, что была приставлена к маленькой принцессе в детстве.

«В твоих волосах живет ночь», – приговаривала она, пропуская длинные пряди сквозь зубцы костяного гребня.

«Твои губы нежнее лепестков экуры», – говорила она, смотря на то, как улыбается ей принцесса.

«Однажды ты станешь счастливейшей из женщин», – завистливо вздыхала пожилая женщина.

«Почему?» – затаив дыхание, спрашивала маленькая Йолинь.

Принцессе нравилось, когда ее хвалили. Но еще больше ей нравились невероятные сказки о ее несомненно прекрасном будущем, что рассказывала ей старая Мэй.

«Потому что невозможно не любить луну. Невозможно не увидеть тайну в темной ночи Аира. Нельзя не восхищаться первым цветением экуры», – усмехалась старушка, смотря, как довольно щурится ее воспитанница.

– Лучше бы тебе было рассказать мне правду, Мэй, – тихо прошептала принцесса своему отражению. – Ведь луна – это солнце для тьмы, а ночь – пристанище зла. Ну, а цветы… вянут слишком быстро, чтобы думать о них достаточно долго.

Она вновь замолчала, все глубже погружаясь в омут своих мыслей. Вспоминая, как уходит ее супруг на руках с другой. То, как такая глупая, до смешного нелепая интрига окончательно развела их по разные стороны.

Порой она невольно вздрагивала, но тут же обхватывая себя покрепче руками, старалась сосредоточиться на дыхании.

Ей было страшно. Вместе с болью в душе начинала ворочаться, будто просыпаясь от долгого сна, тьма. Ее такая старая подружка с уродливым лицом и гнилой душой, которая уже, казалось, навсегда оставила ее.

Тьма нашептывала ей, будто уговаривая, распахнуть сундук, достать всего несколько мешочков и одну иглу… Всего несколько минут займет приготовление смеси, один осторожный укол там, где никто не заметит, и больше не будет ни соперницы, ни этого чувства, словно она – пятое колесо в телеге…

Помимо воли эти мысли просачивались в ее разум, пока ей не стало казаться, что еще немного, и она сойдет с ума! Резко зажмурилась, но вновь вздрогнула от того, что на ее плечи легли чьи-то широкие тяжелые ладони.

– Я должен попросить прощения, – коснулся ее слуха мужской голос, только сейчас в нем не было ни гнева, ни такого знакомого ей льда.

Она так увлеклась своими переживаниями, что даже не услышала, как он вошел. Не почувствовала его. И сейчас просто не ожидала, что он скажет нечто подобное!

– За что? – кое-как совладав с собственным голосом, спросила она.

– М-м, – задумчиво произнес он, – наверное, за всё?

Ей показалось, или в его голосе слышалась улыбка?

– За то, что с самого начала не сумел найти слов, чтобы правильно все объяснить? За то, что не посчитал важным разъяснить ситуацию с Марсией? Быть может, за то, что позволил произойти всему этому?

Должно быть, она за все время их знакомства не слышала от него столько слов сразу, сколько слышит сейчас. Быть может, она все-таки сошла с ума?

– Она ждет твоего реб… – начала было она, пытаясь дать понять, что не винит его за такое отношение.

Она бы, будь на его месте, вела бы себя гораздо хуже, защищая собственное счастье.

– Не от меня, – покачал он головой, а его белоснежные пряди волос упали на ее плечи.

Она смотрела на них, сама не понимая, почему этот момент кажется ей столь личным, когда пряди ее черных волос причудливым образом оказались смешаны с его белоснежными. Ей показалось это сочетание странно знакомым. Будто символ единения двух начал, столь почитаемый на ее родине. Это казалось таким правильным…

– В любом случае, – его руки легко соскользнули с ее плеч, и она вдруг поняла, насколько согревающим было тепло его ладоней, когда он отошел от нее, – я должен был объяснить и извиниться.

Она обернулась, чтобы иметь возможность видеть его лицо во время разговора. Своим ощущениям она доверяла лишь наполовину, поскольку было очень странным не чувствовать гнева или раздражения с его стороны. Он смотрел на нее спокойно. В кои-то веки ей не казалось, что он вот-вот обратится снежной бурей, поглотив ее в своем гневе. Это было непривычно и приятно…

– До того, как Совет принял решение о нашем браке, я и Марсия…

– Не стоит, – покачала она головой. – Объяснения ни к чему. Я понимаю, что у тебя была своя жизнь, – говорить с ним на «ты», неформально, было странно, как если бы ее познакомили с совершенно незнакомым ей человеком, и они вдруг, невзирая на все правила приличия, стали столь близки, что могли себе позволить подобное обращение.

– Ключевое слово в этих взаимоотношениях «была», – все же добавил он.

Когда Рик только думал о том, как должен пройти этот разговор, все было достаточно просто. Но стоило ему войти в их спальню, подойти к ней со спины и опустить ладони на хрупкие девичьи плечи… Странное ощущение, казалось, давно забытое и погребенное под пылью прожитых веков, зажглось в груди, рождая неуместное смущение и неловкость. Это странное чувство, которое несет в себе аромат юности, первой остроты, волнение сердца от простого касания, что способно обжигать. По прошествии стольких лет давно забытое и, казалось, уснувшее где-то глубоко внутри. Он был откровенно шокирован, испытав его сейчас. Но, разумеется, то было его личное открытие, никоим образом не касавшееся Йолинь.

Принцессе знать о том не полагалось.

– Я не привык иметь врагов в родных стенах, – спустя недолгую паузу вновь заговорил он. – И впредь не хотел бы привыкать к такому.

Словно закаленный изо льда и стали клинок, его взгляд встретился с ее. И вопреки всякой логике, она вдруг увидела на самом его дне надежду. Крошечную, едва заметную…

– Вас смущает то, что я сказал?

То, как резко он отстранился от нее, едва заметив ее растерянность, которую можно было бы истолковать как недовольство, вдруг привело ее в себя, пробуждая от молчаливого оцепенения:

– Нет, – поспешно буркнула она, словно пытаясь ухватиться за него. – Я буду рада, если мы попробуем стать друзьями, – на одном дыхании произнесла она и разом захотела провалиться сквозь землю, ударить себя чем-нибудь, убежать или поцеловать его, и неизвестно чего больше и в какой последовательности.

Когда на его губах заиграла легкая улыбка, она неожиданно поймала себя на мысли, что не может вспомнить, почему ей казалось, что его лицо сурово. Неужели когда-то он казался ей неприступным и таким же холодным, как северный океан?

«Быть такого не может», – растерянно думала она, наблюдая за тем, как преобразила его простая улыбка.

Если раньше, когда они оставались одни