Бен махнул в сторону второго каноэ.

– Харпер, я в лодках не очень разбираюсь. Давайте вы будете рулить, а я…

– Вообще-то, – вмешался отец Стори, – мне хотелось обсудить с сестрой Уиллоуз один медицинский вопрос. Вы не против?

Бен был против – на лице отразилось такое разочарование, что Харпер чуть не рассмеялась. Но он кивнул и полез в другую лодку.

– Ну, тогда увидимся, когда доберемся до места. Берегитесь айсбергов.

Харпер отвязала канат, пока отец Стори осторожно забирался в оставшееся каноэ. Когда лодка закачалась на волнах, Харпер зажмурилась и глубоко вздохнула. Воздух был такой чистый и так пах морем, что чуть закружилась голова.

– Люблю океан. Всегда любил, – сказал отец Стори через плечо. – Знаете, у нас есть почти сорокафутовый парусник, припрятанный на острове Джона. Достаточно большой, чтобы… ох, да вы только посмотрите! – Он ткнул в сторону веслом, с которого капала вода.

На носу каноэ Пожарного сидела Алли с веслом. Она выпрямилась, как только они отплыли на пятьдесят футов от причала.

– Помните, что сказал ей Джон там, на берегу? «Если хочешь огрести, придется подождать». – Отец Стори говорил голосом Пола Маккартни из «Желтой подводной лодки». Было действительно похоже на Пожарного. – «Э… грести!» Ха! Да он просто сообщил ей, что мы плывем на каноэ, а она побежала вперед и ждала нас. Ну да. Это ее стиль жизни – «сам отвали». И ее матери я слова поперек не мог сказать.

Они выплывали из маленькой гавани; берега ощетинились елками.

– Так на что жалуетесь, отец? Вы сказали, что неважно себя чувствуете?

– Я сказал – медицинский вопрос. И, кажется, не упоминал, что речь обо мне. На самочувствие не жалуюсь. Вот только сердце щемит. Вы же это не лечите?

– Легко. Примите две шоколадки и приходите утром. Думаю, у Нормы Хилд есть несколько «поцелуйчиков «Херши» на кухне. Скажите, что это я прописала.

Отец Стори не рассмеялся.

– Мне кажется, придется кое-кого выгнать. Я пытался придумать – как защитить кое-кого, кого никто не простит. И выходит, что других вариантов, кроме как прогнать ее, нет. Если она останется, боюсь представить, что с ней могут сделать. – Он бросил взгляд через плечо на Харпер и все-таки улыбнулся. – Каждый раз, когда я вижу, как они поют и сияют, я думаю: а что, если они превратятся в толпу линчевателей? Как, по-вашему, – есть драконьей чешуе разница, хор это или толпа линчевателей? По-моему, нет.

8

«Он знает, кто воровка», – подумала Харпер. Эта мысль пронзила мозг, как торчащий из доски гвоздь – ногу.

– Зачем вы говорите об этом мне? – спросила Харпер.

Он смотрел вперед.

– Та, о ком я говорю, никогда не уйдет по своей воле. Могли бы вы – если придется – дать какое-нибудь лекарство? Успокоительное, на случай истерики? Если она станет опасной – для себя или… или для других?

К такому повороту Харпер была абсолютно не готова.

– У меня в аптечке нет ничего сильнодействующего. Честно говоря, отец…

– Мне не хотелось бы, чтобы вы меня так называли, – неожиданно перебил он с какой-то горечью. – У меня нет духовного сана ни от одной из церквей. И называть меня отцом может только Кэрол. Надо было сразу отказаться от этого обращения, но оно тешило мое самолюбие. Я преподавал этику и историю христианства в начальной школе в Массачусетсе. Прошел путь от старомодного профессора в башне из слоновой кости до верховного наставника – далай-ламы новой веры – за пять месяцев. Покажите мне человека, который устоял бы, и я покажу вам настоящего святого.

– Послушайте, отец. Если бы кто другой начал такое про вас болтать, я бы ему по башке чем-нибудь шандарахнула. Разве вы не знаете, что даете этим людям надежду? Вы даете надежду мне, а это такое же чудо, как полная церковь людей, сияющих как рождественские огни. Я поверила, что смогу дожить до рождения своего ребенка, – поверила благодаря вам, и песням, и всем замечательным людям, собравшимся вокруг вас.

– А. Вы очень добры, Харпер. Только помните: вовсе не я сделал вас всех чудесными. Вы уже были такими, когда я нашел вас.

Они обогнули мыс и вышли на открытую воду. Берег остался в сорока футах от них – пологий холм поднимался среди облетевших деревьев и валунов.

– Возвращаясь к вашему вопросу – у меня все равно нет сильных успокоительных. Да поможет нам Бог, если кому-то потребуется операция. Самый сильный препарат в аптечке лагеря – адвил. Но даже если бы там нашлось что-нибудь помощнее, не хотелось бы давать успокоительное в качестве наказания. Я этим не занимаюсь. Я помогаю больным.

– Эта женщина… она больна. Предупреждая ваши вопросы – нет, я не скажу, кто это. Пока окончательно не решу, что предпринять.

– Я не собиралась спрашивать. – Харпер уже заметила, как он избегает имен.

Стори помолчал, раздумывая, потом поинтересовался:

– Что вы думаете об острове Марты Куинн?

– Думаю, мне было бы легче об этом рассуждать, если бы я знала хоть кого-то, кто действительно слушал передачу. Не стоит выдавать желаемое за действительное.

Отец Стори сказал:

– Гарольд Кросс утверждал, что слушал. Один раз. И переписывался с кем-то из Любека – Любек стал столицей Мэна после того, как Огаста сгорела дотла.

– Гарольд переписывался с кем-то, утверждавшим, что находится в Любеке, – поправила Харпер. – Я не знала Гарольда, но, похоже, он был слишком легковерным.

– Лучше и не скажешь. – И снова в голосе отца Стори прозвучала едкая, неприятная, совсем не свойственная ему горечь.

Харпер ощущала сонную тягу океана под днищем лодки. Если бросить весла, течение понесет каноэ на восток. Через полчаса они увидят огни Портсмута; через час, наверное, станут видны огни всего Нью-Гемпшира. А еще через час они будут так далеко, что не увидят уже никаких огней.

– Боюсь, одну женщину придется выгнать. Выслать из лагеря, – сказал отец Стори. – И тогда… нет, одиночная ссылка – слишком страшное наказание за какие угодно грехи, я так не могу. Рано или поздно кремационная бригада поймает ее. Нет. Наверное, я отправлюсь с ней. Может быть, на большом паруснике с острова Джона. Я и Дон Льюистон. Я бы поискал Марту Куинн.

– А кто будет заботиться о лагере?

– Джон. По-моему, он единственный, кто годится для этого.

Они повернули за мыс и вошли в узкий залив, не шире восьмидесяти футов; по обоим берегам стояли дома с нависающими над водой верандами. Впереди возник короткий мост, за ним – небольшая бухта.

Харпер не узнавала место, пока они не проскользнули под мостом, ржавые решетки которого металлическим эхом отзывались на их дыхание. Перед ними открылся пруд Саут-Милл – округлый водоем между парком и… полицейским управлением Портсмута.

Почти все здания у пруда были окутаны темнотой, зато полицейское управление и стоянка рядом – освещены, как футбольный стадион во время вечерней игры. Со своего места Харпер видела, что на стоянке горят две большие груды мусора – каждая двадцать футов в высоту. Интересно, подумала Харпер, что они уничтожают – зараженную одежду? Неподалеку стояли припаркованные пожарные машины, пожарные следили за огнем. Харпер заметила людей в касках и форменных куртках, бродивших у костров. От горящих мусорных холмов поднимался адский дым, который поднимался в ночь, закрывая звезды.