ли дышит, то ли нет. Но не мёртвая точно – глаза не сохнут, кожа не холодная, трупных пятен не появилось, хотя она в тепле лежит уже вторую неделю. Ногти растут, волосы тоже. Жуть, если честно.

И жутко не только это.

На днях Василиса зашла в поселковый магазин, где уже привычно чесали языками местные тётушки. Но стоило появиться Василисе, как они разом смолкли. Стали отводить взгляд – кто копался в сумке, кто вроде как рассматривал витрины. Василиса тогда подумала, что это просто потому, что они в тот момент обсуждали именно её.

Наверное, так оно и было. Василиса к этому уже успела привыкнуть. А вот к тому, что односельчане переходили на другую сторону улицы при её появлении – нет. Как и к тому, что соседи по кварталу таунхаусов закрывали собой детей, когда Василиса проходила мимо.

Продавщицы магазинов чуть только не отшатывались, когда Василиса подходила к прилавкам. Официантки в «Подсолнухе» старались не приближаться к ней даже на метр.

Само собой, все мероприятия в музее с её участием отменялись. Вернее, мероприятия проводились, только без Василисы. Школьные учителя, пенсионеры, да кто угодно – только чтобы её там не было.

Мама почему-то перестала заниматься в своём клубе скандинавской ходьбы. Василиса поначалу подумала, что это из-за сада, который у них разросся уже до состояния джунглей, но дело, оказывается, было в другом.

Как-то раз Василиса случайно подслушала разговор родителей. Мама вынимала из черешни косточки, чтобы сварить варенье, а отец собирал пазл.

– Так они думают, что это Васька! Нет, ну ты представляешь! – шёпотом возмущалась мама, думая, что дочка у себя и не слышит.

– И что? – тихо, но расслабленно спросил отец. – Мне вот так даже больше нравится – никто лишний раз в опорник не лезет. А то, знаешь, достали уже со своими жалобами. У одной соседские козы цветы пожрали, у другой яблоки украли, а третья мне тут вообще на домового жаловалась.

– То есть, тебе совершенно безразлично, что говорят про нашу дочь?! – чуть не прокричала мама, но тут же снова перешла на шёпот. – Они её чуть ли не ведьмой считают! И всё из-за этой девицы. Да ещё бабка упёрлась. Нет бы, в город её перевезти, чтоб глаза не мозолила. Так нет – держит дома, чтобы все знали, что это Васька на неё порчу навела из-за того мальчишки.

– М-да, бред какой-то, – выдохнул отец.

– Бред, – согласилась мама. – А нам жить с этим. Да ещё Васька упрямится, не хочет уезжать. Что ей тут делать? С её-то способностями.

Дальше Василиса слушать не стала. На цыпочках ушла к себе. Вот, значит, почему мама так настаивала, чтобы она поступила на очное и уехала из Покрова. Оказывается, её тут теперь считают ведьмой. Ну и ладно. Меньше будут лезть. Пусть лучше боятся, чем называют убогой уродиной. Хотя одно другого не исключает.

Василиса откинулась на спинку стула и наблюдала, как в солнечных лучах медленно плавали белёсые пылинки.

А что, если это правда? Может, это она сделала так, что Зоя остолбенела. А что такого она сделала? Никаких обрядов не проводила. В часовне посреди Чарус просила совсем не об этом.

Правда, если уж быть до конца честной, она действительно была сильно обижена на Зою и даже желала ей чего-нибудь плохого. Но Зоя сама в этом виновата. Не надо было провоцировать.

Как-то Василиса слышала такую фразу, что если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как мимо проплывает труп твоего врага. Хотя Василиса не из тех, кто может долго сидеть на одном месте спокойно – её постоянно куда-то несёт.

Однако Зоя в состоянии булыжника сейчас лежит в бабушкином доме. А виноватой всё равно считают Василису.

Вот это за два года жизни в Покрове она прекрасно усвоила – если люди что-то втемяшили себе в головы, их не переубедить. И они всегда найдут, к чему придраться. Или к кому. В данном случае – к Василисе. А почему именно к ней? Да потому что она не местная. И да, потому что её постоянно куда-то несёт.

Может, мама права? И лучше переехать? Нижний – слишком большой город, чтобы выделяться там лишь тем, что ты приезжий. Но ведь и приключений там на свою харизму тоже можно отыскать немало. Видно, такая у неё судьба.

Так что без разницы, по каким дорогам гонять на разбитом автобусе – по сельским, или по городским.

– Можно я тут посижу? – спросил появившийся откуда-то Гаврил, чья голова едва виднелась из-за толстых старых книг, стопу которых он держал.

– Пожалуйста, – пожала плечами Василиса.

– Спасибо. – Гаврил аккуратно переложил книги на столик и плюхнулся в кресло-мешок. – А то там такая духота и пылища, что в горле першит. – И он громко чихнул.

Василиса некоторое время бесцельно щёлкала мышкой, делая вид, что работает. А сама потихоньку наблюдала, как Гаврил аккуратно просматривал старые книги.

– Что у тебя там? – спросила Василиса, когда изображать деятельность надоело.

– Да тут всякие записи. Домовые книги, формуляры фельдшеров. Ничего путного. – Гаврил откинулся в кресле, положив ладони на глаза. Устал, наверное. В прежнее время Василиса бы предложила ему чаю, да ещё нашла бы травы, полезные для зрения. И сама бы делала с ним гимнастику для глаз и массаж.

А теперь только отметила, какие у него руки красивые.