ушей панк. — Я в отпаде, герла! Рили клёво выглядишь!

— Спасибо, я тоже рада тебя видеть, — помахала ему рукой блондинка.

— Рили, без бэ? Сорьки, гёрл, а повторить можешь?

— Что повторить? — удивилась девушка.

— Ну, то, что ты сказала?

— Что я рада тебя видеть?

— Да, блонди, ты не поверишь, но, кажется, я слышу это первый раз в жизни!

— Я. Рада. Тебя. Видеть, — чётко и раздельно произнесла блондинка, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

— Теперь я за тебя умру, блонди. Рили так.

— Какие глупости, — нахмурилась она, — вот этого мне точно не нужно. Ужасно не люблю, когда умирают.

— Сорьки, блонди, рили не прав. Опять наговнил, да?

— Я не сержусь.

— Блин, только скажи, что надо. Я сейчас на склад, за бухлом для бара, потом к полису, показать, что не свалил, потом — что угодно. Рили всё.

— Очень мило, — кивнула девушка, — я прогуляюсь с тобой, если ты не против. А потом поможешь мне пересадить цветы, ладно?

— Да я… Да блин! Да офигеть! Я щас, ван секонд! — панк умчался наверх.

— И ничего смешного, — строго сказала блондинка, глядя на Швабру.

— Я никогда не смеюсь, — ответила та мрачно. — Иначе ржала бы как безумная. От общего идиотизма происходящего.

— Он не так плох, как тебе кажется. Ты просто не знаешь, куда смотреть.

— Сама туда смотри! — фыркнула моя помощница. — Меня от этого тошнит.

— Скажи, — перебил я их пикировку, — это ты снимала?

— Да, — блондинка повертела в руках карточку Калдыря и вернула её мне. — Я.

— А где?

— В баре, конечно, разве не видно?

— Ни разу не видел тебя здесь вечером.

Она ничего не ответила, повернувшись к лестнице, по которой спускается…

— Что ты с собой сделал, придурок? — фыркнула Швабра. — А ведь почти уже стал на человека похож!

— Уди, злая жаба! — отмахнулся от неё панк. — Ты не вдупляешь, рили!

Говночел, лишившись татуировок, в последнее время выглядел довольно обычным молодым человеком. Джинсы, футболка, куртка. Разве что причёска малость неаккуратная. Но сейчас…

Выкопав свой панковский прикид, который не надевал с момента ареста, он поставил волосы торчком, подвёл глаза чёрным и нацепил клёпаные бутсы.

— Пунк нот дед, воу! — показал пальцы козой.

— Это ради меня? — засмеялась блонда. — Как мило!

— Ага, — скептически сказала Швабра, — сейчас сблюю от умиления.

***

— Какая-то ты сегодня странная, — сказал я, когда панк с блондинкой ушли чуть ли не под ручку.

Если бы не тележка для товара, были бы прям парочка.

— Что не так, босс?

— Как будто яда в организме стало меньше, что ли… Почти не глумилась над ними.

— Ой, да пусть развлекается, — отмахнулась Швабра. — Не так уж у неё много радостей в жизни.

— Почему?

— Нипочему, отстань, босс.

— Вот, теперь узнаю свою сотрудницу. А то уж думал, не заболела ли?

— Для тебя я тоже «злая жаба», да? — насупилась Швабра.

— А тебе не всё равно?

— Не знаю. Может, и всё равно. А может, и нет. Мы, девушки, такие непредсказуемые…

— Ладно, раз пришла, помоги подготовить зал. Так и быть, дам сверхурочные.

— Серьёзно? Не похоже на тебя, босс.

— А что ещё делать с человеком, которому, кроме как на работу, и пойти-то некуда?

Швабра принялась, злобно сопя, снимать стулья со столов и расставлять салфетки.

— Уел, — признала она, закончив. — Сама не знаю, как дошла до жизни такой.

— Какой?

— Когда кроме как с начальством и поговорить не с кем.

— А подружка твоя белобрысая?

— Она, конечно, да, но… Знаешь, у неё своих проблем выше крыши. Да таких, что моя жизнь кажется выигрышным лотерейным билетиком. Не хочу её грузить.

— Ладно, что там у тебя стряслось? Вижу, что хочешь рассказать.

— Не твоё дело, босс, не надо лезть…

— …в твою жизнь, — закончил я. — Как скажешь. Принеси кофейные чашки, скоро заявится утренний клушатник. Надеюсь, твоя подружка не заморочит голову Говночелу, и он притащит пироги вовремя.

— Ой, что там морочить, я тебя умоляю! Вакуум между ушами?

Закончив приготовления к утреннему открытию, Швабра уселась на табурет у стойки. Вздохнула, поёрзала. Вздохнула снова. Выпила тоника со льдом. Помыла стакан. Вернулась.

— Что ты маешься? — спросил я. — Говори уже.

— Блин, раз ты так настаиваешь… Маме стало лучше!

— Это же хорошо?

— Надеюсь. Не знаю. Боюсь думать об этом. Она уже несколько лет вставала из кресла перед телевизором только в туалет и на кухню. Еду я ей оставляю в холодильнике или на плите. Поест и обратно уходит. Пялится в телек сутками, без звука, даже ночью не даёт выключать. Там один шум на экране, а она смотрит. Так в кресле и спит. Или вообще не спит, не понять уже. А сегодня вышла на крыльцо, представляешь? И даже как будто меня узнала, что ли… Но, может, и показалось. Посмотрела так, как будто я для неё существую. Пусть даже просто как движущийся объект…

— Ты рада?

— Блин, вот честно? Не знаю, босс. Слишком долго её в моей жизни не было. Что я буду делать, если она вдруг вернётся? Скажу: «Привет, мам?»

— Для начала неплохо.

— Блин, босс, да я без понятия, где все эти годы носило её крышу. Если она со мной заговорит, я, наверное, завизжу и описаюсь.

— Скучаешь по ней?

— Я её почти не помню, босс. Не знаю, какой она была… до того.

— А твой брат?

— Какой брат? — удивлённо посмотрела на меня Швабра.

— Твой старший брат. Он её не помнит?

— Босс, ты чего? У меня нет брата. И никогда не было. Слушай, у тебя-то всё с крышей в порядке?

— Ничего, — отмахнулся я, — проехали. Перепутал что-то. Бывает.

— Блин, босс, ты меня так не пугай! Если у тебя кукуха вылетит, кто мне платить будет?

***

Панк и блондинка успели вовремя,