– Он любит шутить, – заметила мисс Прескотт.

Каноник с сомнением поглядел на свою сестру.

Оркестр превзошел самого себя, разразившись диким взрывомкакофонии, и по залу заскользили танцующие.

Мисс Марпл и все остальные повернули свои стулья, чтобынаблюдать за происходящим. Танцы доставили мисс Марпл больше удовольствия, чеммузыка. Ей нравились шарканье ног и ритмичное покачивание тел, кажущееся полнымскрытого смысла.

Этим вечером она впервые почувствовала себя в новойобстановке относительно свободно. До сих пор ей никак не удавалось обрести своюобычную способность находить у людей, с которыми она встречалась, сходные чертыс ее знакомыми. Возможно, ее ослепили яркие одежды и экзотический колорит, новскоре она почувствовала, что может провести кое-какие интересные сравнения.

Молли Кендал, например, была похожа на одну симпатичнуюдевушку, чье имя мисс Марпл не могла вспомнить и которая работала кондуктором вавтобусе, идущем в Маркет-Бейзинг. Она всегда помогала мисс Марпл входить вавтобус и никогда не давала сигнала к отправлению, прежде чем не убеждалась,что мисс Марпл села на удобное место. Тим Кендал немного походил на метрдотеляиз медчестерского ресторана «Король Георг», самоуверенного и в то же времябеспокойного (кажется, у него была язва). Что же касается майора Пэлгрейва, тоон ничуть не отличался от генерала Лероя, капитана Флемминга, адмирала Уиклоу икоммандера Ричардсона. А вот к Грегу Дайсону подобрать аналог было труднее, таккак он американец. Он, возможно, напоминал немного сэра Джорджа Троллопа,всегда отпускавшего шутки на собраниях, посвященных гражданской обороне, илимистера Мердока, мясника. У мистера Мердока была довольно скверная репутация,но некоторые считали, что это просто сплетни, которые мистеру Мердоку нравилосьпоощрять. Лаки – точь-в-точь Марлин из «Трех корон». Сложнее дело обстояло сЭвелин Хиллингдон. Внешне ей соответствуют многие – высоких, худых, загорелыхангличанок полным-полно. Пожалуй, она напоминает леди Каролину Вулф, первуюжену Питера Вулфа, покончившую самоубийством. Или Лесли Джеймс – тихую,спокойную женщину, которая редко обнаруживала свои чувства, а в один прекрасныйдень продала дом и уехала, никому не сказав куда. В полковнике Хиллингдонесразу не разберешься – для этого нужно познакомиться с ним поближе. Один изэтих сдержанных людей с хорошими манерами. По ним никогда не поймешь, о чем онидумают. Иногда эти люди совершают неожиданные поступки. Например, майор Харперв один прекрасный день перерезал себе горло, а причины никто так никогда и неузнал. Впрочем, у мисс Марпл имелись на этот счет кое-какие подозрения, но онабыла не вполне уверена…

Ее взгляд задержался на столике мистера Рэфьела. Об этомчеловеке было известно, что он невероятно богат, полупарализован и каждый годприезжает в Вест-Индию. Внешне он напоминал старую сморщенную хищную птицу. Емумогло быть семьдесят, восемьдесят и даже девяносто лет. Одежда свободно виселана его хилом теле, из-под бровей поблескивали проницательные глаза. Он частобывал резок, но люди редко обижались на него, отчасти из-за его богатства, а отчастииз-за исходившей от него гипнотической силы, внушавшей ощущение, что мистерРэфьел имеет право быть грубым, если ему этого хочется.

С ним сидела его секретарша, миссис Уолтерс. У нее былоприятное лицо и пшеничного цвета волосы. С ней мистер Рэфьел бывал груб оченьчасто, но она, казалось, ничего не замечала, не потому, что была раболепной, апросто не обращая на это внимания и ведя себя как хорошо вышколенная медсестра.Возможно, подумала мисс Марпл, когда-то она ею и была.

Высокий красивый молодой человек в белой куртке подошел ккреслу мистера Рэфьела. Старик поднял на него глаза, кивнул и указал на стул.Молодой человек послушно сел.

«Очевидно, это его слуга – мистер Джексон», – решиламисс Марпл, внимательно его разглядывая.

В пустом баре Молли Кендал опустилась на стул и сбросилатуфли на высоких каблуках. Пришедший с террасы Тим присоединился к ней.

– Устала, дорогая? – спросил он.

– Немножко. Чувствую тяжесть в ногах.

– Смотри не переутомись. Я ведь знаю, какая это тяжелаяработа. – Он с беспокойством посмотрел на нее.

– Не говори глупости, Тим, – засмеяласьМолли. – Мне здесь очень нравится. Я всегда мечтала о таком, честноеслово.

– Да, для приезжих это развлечение, а для владельцев –тяжкий труд.

– Ну, нельзя же не пускать в гостиницу постояльцев, –рассудительно заметила Молли.

Тим Кендал нахмурился:

– По-твоему, все идет как надо и мы делаем успехи?

– Конечно.

– А тебе не кажется, что люди говорят: «Здесь совсем нетак, как было при Сэндерсонах»?

– Кто-то, безусловно, так говорит, но это наверняказаядлые консерваторы. Я уверена, что мы работаем лучше, чем Сэндерсоны. У насбольше обаяния. Ты очаровываешь старушек, умудряясь выглядеть так, будтожаждешь заняться любовью с какой-нибудь отчаявшейся особой на пятом или шестомдесятке, а я строю глазки старым джентльменам, отчего они чувствуют себя какпсы на выгуле, а с теми, кто посентиментальнее, веду себя как ласковая илюбящая дочь. Так что все идет отлично.

Чело Тима прояснилось.

– Хорошо, если так. А то меня иногда охватывает паника.Мы рискнули всем, взявшись за это дело. Я бросил свою работу…

– И правильно сделал, – быстро вставилаМолли. – А то бы она тебя доконала.

Тим рассмеялся и чмокнул жену в кончик носа.

– Говорю тебе, все идет отлично, – повторилаона. – Почему ты все время беспокоишься?

– Очевидно, у меня такой характер. Я всегда боюсь, чтослучится что-нибудь скверное.

– Что именно?

– О, я не знаю. Ну, кто-нибудь возьмет да и утонет.

– Глупости. Пляж здесь совершенно безопасный. К тому жетут постоянно дежурит этот неуклюжий швед.

– Конечно, я болтаю вздор, – согласился ТимКендал. Поколебавшись, он спросил: – А тебя больше не тревожат эти сны?

Но Молли только улыбнулась.

Мисс Марпл, как обычно, подали завтрак в постель. Чай, яйцовкрутую, ломтики фруктов.

Фрукты, произрастающие на этом острове, не слишком радовалимисс Марпл. Она бы с удовольствием съела яблоко, но о существовании яблокздесь, казалось, даже не подозревали.

Пробыв на острове неделю, мисс Марпл отвыкла от привычкиспрашивать, какая погода. Погода здесь всегда стояла великолепная и никогда неизменялась.