а я плыву к ведьме на лодке… – мысли забились в испуге. – Он же имел в виду совсем-совсем конечную остановку? И сказал мне, что обратно автобусы не ходят. А вдруг ведьма Костика туда отвела? А если у меня ничего не выйдет, я что, тут и останусь? И Лодочник приплывёт, чтобы меня до конечной довезти? И больше я не увижу маму с папой?»

Слёзы капали в реку, соприкасаясь с водой, они превращались в камни и уходили на дно. Маша перегнулась сильнее, чтобы разглядеть удивительное превращение, из воды на неё взглянуло отражение – заплаканное, бледное лицо, растрепавшиеся косички. Кружевной воротник торчал из-под куртки. Маша поправила его, отражение повторило движение, не отводя взгляда зелёных глаз. Маша кивнула двойнику в реке и уронила две окаменевшие слезы. По отражению пошли круги, лицо помутнело, будто запылилось. Маша увидела в воде вместо себя девушку, очень похожую на маму, только с папиными глазами. По щекам девушки тоже текли слёзы. Маша опять полезла за телефоном, но ещё один круг потревожил речную гладь, и по коже девушки пошли трещинки, словно кто-то накинул поверх воды тонкое кружево или невидимый паук быстро ткал паутинку. Сперва трещинки были незаметными, у девушки чуть заострился нос, появились пятнышки возле глаз. Из воды за Машей следила уже не девушка, а женщина. Паутинка обратилась в морщины, разрастающиеся по лицу. Русые волосы белели. Вот они засеребрились на макушке, вот седина покрыла их до середины кос, и на Машу из воды глядела старуха. Маша вздрогнула, лодка закачалась, девочка потеряла равновесие и полетела за край.

Мокрое весло больно стукнуло по носу. Лодочник поймал Машу над водой, вернул в лодку.

– Не перевешивайся, Мария Звонова, – сказал Лодочник, когда Маша перестала всхлипывать от страха.

Кролик бегал у Машиных ног, задевал лапками кеды.

– Это Река времени. В воду упадёшь, не выплывешь, отнимет река годы.

– Там была я, да? Той девушкой и старухой тоже? Я такой стану, старой и морщинистой?

– Если выберешься и доживёшь до преклонных лет. Тогда ты поймёшь, что в старости нет ничего страшного. Старость – торжество прожитой жизни, а морщины – твой путь по земле сквозь года.

Маша завыла. Она без конца всхлипывала и скулила, как маленький испуганный щенок. Взяла кролика на руки, чтобы успокоиться, гладила одним пальцем пушистую голову.

– Слёзы не помогут, хотела плакать, осталась бы дома. Раз сюда пришла, не реви. – Лодочник не поворачивался к Маше.

Она догадывалась, что скрывают капюшон и мантия. По рукам Лодочника. Весло держали кости, как в книжке с окошками «Человеческое тело». Когда Маша первый раз открыла одно окошко, то закричала: под нарисованной розовой кожей оказались белые косточки. Потом они с мамой долго изучали руки друг друга, и мама, смеясь, спрашивала: «А ты думала, там веточки? Или палочки, как у человечков, которых ты рисуешь?» Маша тогда была маленькой и особыми успехами в рисовании не отличалась.

– Вы такой хороший, – Маша никак не могла унять слёз, – спасибо, что вы мне помогаете.

– Я помогаю? – переспросил Лодочник. В вопросе прозвучал смех. – Был бы хорошим, в автобус не пустил. И не вёз бы по реке, а столкнул в воду. Ты бы сразу на конечной очутилась. Тому, кто вознамерился ведьму победить, не позавидуешь.

– Их что, так много, ведьм? – Маша вытерла слёзы прямо о шёрстку кролика, тот недовольно повёл ушами.

– Много разных. Добрые есть и злые, кто послабее, кто посильнее. Они застряли на Перепутье, не пожелали на конечной сходить и здесь со светом или тьмой встретились, кому как повезло, кто к чему в явном мире тянулся. Есть те, кто мирно живёт в лесу и духов защищает, есть и другие. Твоя из тех, что в мир за границей может переходить. У неё договор такой, она из обоих миров силу черпает. Лес тебя к нужной ведьме выведет. Остальных, надеюсь, не покажет.

– А моя ведьма, она всегда ведьмой была или здесь уже стала? – засомневалась Маша. – В моём мире нет магии.

– Во всех мирах есть магия. Где глазами рассмотришь, где – лишь сердцем зрячим, – Лодочник говорил без эмоций. – Много лет ведьма твоя детей воровала. В какой город приходит, там дети пропадают. На рынках и ярмарках появлялась, в одной руке – большая корзина с яблоками, в другой – корзина с кроликами. Сядет среди торговок и продаёт свой товар. За яблоки денег просит, за кроликов – что подороже. Людям постоянно чего-то хочется: приобрести или избавиться. Рядом с ведьмой языки развязываются, дыхнёт она на человека пряным духом, тот сразу, что на сердце таит, расскажет. Она его пожалеет или приободрит, кролика подсунет, придёт человек домой, а там пропажа. С детьми проще. – Лодочник перебросил весло на другую сторону.

– Дети на кроликов взглянут, тут же глаза загораются, – продолжал он. – Так в одной деревне двое-трое ребятишек пропадёт, в другой, в третьей, ведьма из деревни в деревню ходит, поймать никто её не может.

– Что она с детьми делала? Ела их? – Маша перешла на шёпот. – Она и брата моего съела?

– Пока человеком была, не ела. Да и ведьмой тогда не была вовсе. Не нужно ведьмой быть, чтобы с дурными людьми связаться. Ты разве не слышала, что и в твоё время дети пропадают? Мама не учила, что нельзя к незнакомым людям в машины садиться, конфеты у них брать, игрушки? В школе тоже не учили? Ну, о чём это я, не учили, видимо, раз ты желание так легко отдала, – Лодочник не укорял, говорил правду равнодушно и холодно. – Не плачь, говорю тебе. Она, как на Перепутье попала да здесь и осталась, дальше не пошла, так ведьмой и стала. С тех пор, преград не зная, через границу переходит и по миру странствует. И кролики при ней. Сейчас лодка причалит, ты мальчишку с собой возьми, он, бедняга, к матери прилип по привычке. Ты не бойся конечной, Мария Звонова. Перепутья бойся. Высажу тебя, где высаживаю неопределившихся. Когда по лесу пойдёшь, тебе много чего встретится. Встретится и тьма. Ты уж её узнай, во второй раз не поддайся.

Лодка ударилась о берег. Они обогнули лес и вышли к пологим холмам, тянущимся до самого горизонта. Маша одной рукой подхватила кролика, другой потянула мальчика.

– Но, – на берегу Маша сразу обернулась к Лодочнику, – у меня столько вопросов. Почему это место называется Перепутьем? Какой Хранитель ждёт мальчика? Где живёт ведьма? И как её победить?

– Ответы тебе самой искать. – Лодочник веслом оттолкнул лодку от берега. – На Перепутье много дорог. Оттого оно так зовётся. И на любом пути выбор за идущим. Прощай, Мария Звонова. – Лодочник скинул капюшон.

На Машу взирал молодой человек с копной кудрявых золотых волос. Маша застыла в изумлении. Лодочник улыбнулся и превратился в женщину в очках. Его лицо менялось. Он был и ребёнком, и взрослым, и мужчиной, и женщиной, и дяденькой из автобуса. Он был сразу всеми, кого перевозил.

– И помни, пригодятся тебе три вещи: горячее сердце, верная дружба и настоящая любовь.

Лодка пошла по течению. Маша моргнула, и лодка растаяла, будто её вовсе не было.

Перепутье встретило Машу, кролика и мальчика тремя дорогами. Дороги брали начало прямо от берега и уходили к холмам, ветвясь в разные стороны. Маша вспомнила сразу несколько сказок, где дороги расходились от камня с заветными словами: «Направо пойдёшь – коня потеряешь, налево пойдёшь – жизнь потеряешь, прямо пойдёшь – жив будешь, да себя забудешь». На дорогах Перепутья не было никакого камня – иди куда хочешь. Мальчик дёргал Машу направо, кролик рвался из рук налево. Маша, повинуясь звучащему в голове «прямо пойдёшь – жив будешь», ступила на центральную тропу. Она сделала первый шаг, соседние тропы исчезли, словно ушли под землю. Маша обернулась. Она забыла, что лодка ушла, ждала поддержки Лодочника. Может, кивнёт, или махнёт рукой, или хоть как-то покажет, что её выбор правильный. Но реки за спиной не оказалось, позади тоже стелилась дорога.

Мальчик прижимался к Машиной ноге, на Перепутье он казался меньше, чем в лодке. «И что я с ним делать буду? – заныло у Маши в груди. – Я и за Костей не смотрела, а тут чужой мальчик».

– Как тебя зовут? – спросила она как можно строже. «Как взрослая», – понадеялась она и даже ощутила прилив храбрости, почувствовав себя большой рядом с беззащитным малышом.

Мальчик похлопал серыми ресницами.

– Как же тебя Лодочник называл? Мирон? – Мальчик продолжал моргать. – Антон? – Маша перебирала имена. – Платон!

Мальчик уставился на неё.

– Платон, правильно? И тебе три года!

Мальчик прижал кулачки к глазам и заревел.