- Нашей императрице Е-ли-за-ве-те Пет-ров-не…

Наступила гробовая тишина. Где-то в болотной луже квакнула лягушка.

- Чему… кому-у??? – наконец протянул Валька.

- Елизавете свет Петровне, - повторил зачарованно Егорович, глубокомысленно подняв палец вверх. – Матушке императрице, дочери Петра.

Валька ошарашено бросил взгляд на Сергея.

- Не… не понял. А откуда ты знаешь?

Сергей и сам был готов заикаться от столь сногсшибательной новости, но вспомнив очертания корпуса и богатую упряжь лошадей, склонен был теперь согласиться.

- Знаю, потому что в своё время интересовался геральдикой.

- Чем?

Егорович с досадой махнул рукой.

- Потом у Серёги спросишь, он тебе объяснит популярно. Повторяю: гербы на дверцах были времён правления Елизаветы Петровны, дочери Петра Первого. Ты что, в своём техникуме истории не учишь? Это ещё в школе каждый пятиклассник знает. Елизавета Петровна правила после Анны Иоановны и Анны Леопольдовны – последняя, правда, правила всего один год. А вот Елизавета правила Россией двадцать лет…

- Стоп-стоп-стоп! – перебил его Валька, до которого, наконец, дошёл весь смысл только что происшедшего. – Это та Елизавета, что была перед Екатериной Великой?

- Скорее, перед Петром Третьим, - облегчённо выдохнул Егорович тоном усердного учителя, прилежно объяснявшего нерадивому ученику азы истории. – Но, в принципе, да – можно для тебя и перед Екатериной. Теперь уяснил, о чём я?

Валька, наконец, сдался. Повернувшись к Сергею, недоумённо спросил:

- Ты тоже видел?

Тот не стал напоминать о бинокле, но утвердительно кивнул. По всем параметрам и богатой оснастке, это, несомненно, была императорская карета, а раз Егорович разбирается в геральдике, то так тому и быть. Другой вопрос: была ли она настоящей, или это какой-то антураж для непонятных целей? И самое главное: ОТКУДА в лесу, в подземелье секретной, по всей видимости, базы, КАРЕТА ВРЕМЁН ИМПЕРАТРИЦЫ ЕЛИЗАВЕТЫ ПЕТРОВНЫ???

Этого Сергей не знал, как, впрочем, и все остальные.

…Они ещё какое-то время лежали тихо, переговаривались, и ожидали дальнейших событий, но взглянув на часы, Егорович предупредил:

- Ладно, Валентин, позже я тебе расскажу о временах Елизаветы, а сейчас нужно собираться назад к болотам, если Сергей хочет успеть вернуться к своей барышне на день рождения. На сегодня нам впечатлений хватит с головой, а завтра и послезавтра после карьера наведаемся сюда вновь. Посмотрим, что тут будет происходить дальше. Не забывайте, что нам ещё нужно два часа пробираться по лесу, а затем на велосипедах до моей сторожки. Там Сергей сядет на электричку, а ты, Валентин, останешься ночевать. Все готовы?

…И они, видя, что ничего больше не происходит, покинули место своего наблюдения и направились назад через лес навстречу своей новой судьбе.

История с каретой уже поглотила их в себя, всосала как вакуум, и теперь, прежде чем отпустить, преподнесёт им ещё немало событий, которые перевернут их жизнь от начала до конца.

Но это будет позже…

№4.

Уже сидя в электричке, Сергей пытался прокрутить всю цепочку событий, произошедших с ним с того момента, как он утром снял трубку и согласился с Валькой ехать неизвестно куда.

Втолкнув его, Серёгу, в уже отходящую электричку, Валька на прощание что-то прокричал, но у Сергея не было желания что-либо отвечать. Весь мокрый, искусанный муравьями и поцарапанный колючками от кустов, он ввалился в вагон, плюхнулся на ближайшее свободное место и провалился в беспокойный сон, пока его не разбудили соседи на конечной станции маршрута.

Теперь что? Теперь нужно мчаться домой, хватать трубку и звонить Маришке, пытаясь объяснить своё позорное отсутствие на дне рождении, да ещё и без подарка. Но как всё это, то, что он видел, преподнести ей, не попав при этом под руку со сковородкой или того хуже – не загреметь в психическую больницу областного масштаба?

Собственно говоря, деваться всё равно было некуда и, уже придя домой, он дрожащими руками набрал номер своей благоверной, выпалив при этом первое, что пришло в голову:

- Прости, ангел мой…

Хотел рассказать небылицу о якобы летающей тарелке, повстречавшейся им с Валькой в лесу, но тотчас же осадил себя, понимая, что сначала придётся объяснять, зачем он вообще попёрся в лес, вместо того, чтобы пойти, как и обещал, вдвоём в кинотеатр, однако доказывать ничего не пришлось. Второе сопрано Маришки буквально взорвало трубку истерическим криком, обещая емувсе круги ада, которые воспевал в своих стихах ещё великий Данте, не подозревая, что однажды их будут цитировать в вольном изложении его потомки, спустя несколько сотен лет.

Из зала с любопытством выглядывали родители. Противный кот, живущий, как он полагал, на таких же законных правах в этой квартире, с ласковым урчанием принялся метить кроссовок Сергея.

- Я тебе… - неслось из трубки, - все свои лучшие годы отдавала, а ты…

Поток женской ненависти, как известно, был неисчерпаем и не менялся десятилетиями, поэтому Сергей даже не спросил, какие это такие лучшие годы она отдавала ему, если учесть, что самой Маришке, сегодня исполнялось 17 лет? Ничего не оставалось делать, как просто слушать, шмыгать носом и кивать головой, в надежде, что этот фонтан обвинений скоро, наконец, иссякнет. Поэтому, когда Маришка перевела дух, чтобы собраться с новыми силами, Сергей, улучив момент, виновато произнёс, отчего-то заговорив шекспировскими стихами:

- Мне потому приятно с вами помолчать, что вымолвить вы слова не дадите…

На том разговор, собственно, и закончился. В трубке на секунду воцарилась пауза, переваривая услышанное, потом послышался всхлип, и логическая концовка не заставила себя долго ждать:

- Нахал!

Мембрана телефона издала прерывистые гудки, означавшие, что на том конце бросили трубку и, глупо уставившись на кота, Серёга в свою очередь положил свою. Таков был финал неудавшегося ухажёра за пылким и любящим сердцем своей возлюбленной.

Чёрт бы побрал этого Вальку, сконфуженно подумал он и поплёлся мимо родителей к себе в спальню, даже не объяснив им, каким образом он оказался весь поцарапанный и обкусанный безжалостными насекомыми.

…А наутро, проснувшись (спал плохо, всё время снились какие-то лошади), он кое-как доковылял в ванную, заглянул в зеркало и поморщился. Зеркало ответило ему тем же.

Первым делом, набрав Маришку, счастливо полагая, что женская мятежная душа возлюбленной успокоилась и простила грешного горемыку, прокричал в трубку, боясь, что ему опять не дадут слова:

- Козочка моя! Прости меня…

- Да пошёл ты! – был ответ, но трубку не клали и ждали ответа.

- С днём рождения! – выпалил Серёга, не совсем понимая, что именины уже, в общем-то, прошли.

Трубка помолчала, затем поинтересовалась, как