– Шутить изволите, милочка? Я прекращу этот балаган! Этотподстроенный матч! – крикнул Калиостров. Он порылся в кармане и, выхвативизрядно подмокший пергамент, взмахнул им.

– Но, позвольте, если вы отмените матч и аннулируете егорезультаты, то что же станет с чемпионатом? По законам вашего… виноват, нашегоМагщества прерванный матч может быть возобновлен не раньше чем через двагода, – сказал Сарданапал.

– Вот и чудненько! Я никуда не спешу! А пока новая игра неназначена, невидимки, как и прежде, будут считаться чемпионами мира! –мстительно прошипел Калиостров и вполголоса произнес: – Актус кляузник макакиспрерывонум забиякис!

Пергамент с полномочиями превратился в огромную летучуюмышь. Мышь поднялась над полем, раздулась и лопнула в ослепительной фиолетовойвспышке. Трибуны гневно загудели. Джинны-драконюхи, подчиняясь приказу,окружили драконов и стали теснить их к песчаной арене, намереваясь загнать вангары.

– Вот так! Вы знаете это заклинание, Сарданапал.И знаете правила! В ближайшие два года матчу между невидимками и сборнойТибидохса не бывать ни при каких условиях. Тут даже Древнир ничего не сумел бысделать, – ухмыльнулся Графин.

Сарданапал схватился за сердце. Его борода рванулась впереди сделала попытку захлестнуть Калиострова за шею. Академик едва успелпридержать ее рукой.

Скамейка упала с глухим кегельным стуком. Тарарах поднялся.Его громадная нижняя челюсть подрагивала. В глазах стояли слезы.

– Этот прыщ прервал матч… Прервал, когда его хваленыеневидимки почти уже продули! Что теперь у ребят в душе творится? – сказалон хрипло.

Графин Калиостров тревожно покосился на питекантропа и началпятиться. Тарарах надвигался медленно, но неотвратимо. Скамейки падали одна задругой.

– Я предупреждаю, я буду защищаться! У меня синяя ленточкапо боевой магии! – завопил Калиостров.

– У меня кулак с твою голову! – ласково сказалТарарах. – Лучше стой на месте, слизняк, хуже будет!

– Академик! Вы что, не намерены вмешаться? Уберите от менявашего мордоворота! У него глаза убийцы! – заскулил Графин.

Сарданапал отвернулся.

– А что, собственно, происходит? У меня развязался шнурок. Яничего не вижу, – сказал он, печально разглядывая свои ботинки. Шнурки наних не только развязались, но и таинственным образом сплелись, что представлялонемалую угрозу для жизни и требовало внимания академика.

Тарарах наконец настиг Калиострова. Он отряхнул с плечапредседателя коллегии арбитров малозаметную соринку и, почти нежно оторвав егоот земли, подтянул к себе за лацканы пиджака.

– Это не сойдет вам с ру-у-у-ук! – убито произнесКалиостров и, поджав колени, обреченно зажмурился.

Дракон невидимок Кенг-Кинг, которого не успели еще увести споля, был немало удивлен. Он никогда не видел летающих председателей с мусорнойурной на голове. Это яркое зрелище запало впечатлительному ящеру так глубоко вдушу, что он долго еще не отплевывал проглоченных игроков и лишь томно вздыхал…

Но матч уже был отложен, и с этим ничего нельзя былоподелать.

* * *

Избушки, которые должны были участвовать в гонках, сталиприбывать на другой день с утра, когда у третьего класса только-тольконачинались занятия. Хорошо еще, что первым уроком стояла ветеринарная магия, аТарарах сам был не дурак поглазеть.

Питекантроп минут пять мялся, искоса поглядывая в окно, откоторого уже не отрывалась большая часть его учеников, а потом заявил:

– Угхм, внимание! Предлагаю изменить тему урока! Пишите!Избушки на Курьих Ножках. Гм… Маго-анатомические особенности и всякое такое вэтом духе. Готово?.. Тогда я не понимаю, чего вы расселись? Ноги в руки и маршво двор!.. Что, намеков не понимаете?

Третий класс вкочил и с торжествующим ревом, опрокидываяпарты, ломанулся к дверям. На месте остался один только Шурасик.

– А как же семиглавая гидра? Разве вы не будетедодиктовывать про симптомы медвежьей болезни у водных? – протестующепискнул он.

Питекантроп остановился. Вопрос застиг его врасплох.

– Ииии-эээ… Отлично, Шурасик! Я как раз думал, кому поручитьпосторожить гидру! Следи, как бы она не вылезла из переносной ванны! –сказал он, закрывая дверь.

Шурасик остался в классе один. Плеснула вода. Из ваннывысунулась третья из семи голов гидры. Маленькие колкие глазки изучающеостановились на несчастном стороже.

– Кыш!.. Брысь! Марш! Фу, тебе говорят! – нерешительнокрикнул Шурасик.

Он взял швабру и принялся запихивать гидру назад в ванну.Третья голова исчезла, но почти сразу появилось еще четыре. Хрустнуло дерево.Швабра переломилась и исчезла у гидры в пасти. Шурасик даже не успел заметить,в какой именно.

Выронив оставшийся огрызок, он схватился за живот.

– У-у-у, нет! Я не согласен! Медвежьей болезнью страдаюттолько медведи и гидры! – протестующе крикнул он.

Во двор они высыпали как раз вовремя. Первая избушка ужемаршировала по подъемному мосту. Сторожевой циклоп Пельменник отдавал ей честь,приложив к оттопыренному уху здоровенную пятерню.

Избушка двигалась быстрым маршевым шагом, далеко выбрасываяпупырчатые куриные ноги. Из ее окошка выглядывала замшелая карга с единственнымзубом во рту и кустистыми бровями. Соломенная крыша избушки, похожая на копнупшеничных волос, подпрыгивала. Из трубы сыпались искры.

Поклеп Поклепыч поморщился и попытался отправить джиннаАбдуллу за справочником противопожарных инструкций.

– Сам иди, ничтожнейший! Не грузи белоснежного осла моеготерпения гранитными глыбами своей мнительности! – загрохотал сварливыйджинн.

Он сердился на завуча за то, что тот не позволил емуторжественно прочитать перед гостями «Поэму тысячи проклятий». Услышав, чтотерпением джинну служит белоснежный осел, Поклеп так озадачился, что спасовал инезаметно отошел в сторонку.

Вслед за первой избушкой по подъемному мосту уже грохоталиее товарки. Пельменник так и застыл, выпятив грудь, вытаращив глаз, с рукойточно прилипшей к уху. Самоварное блаженство не исчезло с его лица даже тогда,когда одна из избушек, потесненная соседкой, неосторожно столкнула его в ров.

– Не пойму, откуда у природный грек такой фельдфебельскийрвений! Россия всех бриль под один расческа! – неодобрительно пробормоталпрофессор Клопп.