Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей Иванович ищет номер телефона в конце письма и тут же снимает трубку. На минуту задумывается, качает головой и лезет в записную книжку. Вот и как он должен поступить? Как депутат и общественник? Звонить в соответствующее ведомство, направлять депутатский запрос, искать деньги, требовать, ругаться, пробивать какое-то финансирование, в сотый раз выслушивать, что денег нет, что всем помочь невозможно, бюджеты не резиновые. Или проще взять и перевести им денег. А потом приехать в их город с шефским концертом. А лучше с двумя. Один для жителей города, чтобы как раз деньги и собрать. Второй для ребят. Певец Кигель для них, конечно, не кумир, им бы кого помоложе. Придут с недовольными лицами, из-под палки воспитателей, но послушают две песни, три и втянутся, к концу уже будут хлопать и подпевать. Уж он-то знает. Не в первый раз.
Ему приходится сделать три звонка. Директору детского дома, своему администратору и в мэрию того славного города, который трудно найти на карте. Последний – в профилактических целях. Чтобы ждали дорогого гостя. Концерт можно и без них организовать, но с ними эффективнее и быстрее.
Он едва успевает положить трубку, как дверь кабинета открывается и буквально врывается Лилия Ахундова. В откровенно театральном гриме, который только человек с плохим зрением мог бы назвать дневным макияжем, фиолетовом лохматом боа и в слезах. С размаху падает в кресло, обдав Кигеля волной тяжёлого парфюма:
– Андрюша, я больше не могу.
Он смотрит на неё спокойно и устало, раздумывая, догадается Марина принести чаю или нужно вызывать её селектором.
– Я просто не могу дальше существовать в этом статусе! Мне шестьдесят четыре, Андрей! Ну уже даже неприлично!
– Ты сейчас про своего… как ты там его зовёшь? Котика? Зайчика?
– Оленёнок! Я зову его Оленёнок, Андрей! И нет, я не про него. Я про звание!
– А… вот оно что. А я уж испугался, – усмехается Кигель и благосклонно кивает Марине, появившейся с подносом. – Так вы не расстаётесь? В прошлый раз ты заявляла, что тебе стыдно жить с молодым любовником, будучи всего лишь Заслуженной.
– Андрей, хватит ёрничать! Я пришла к тебе как к другу!
Слёзы уже не только в глазах, но и в голосе. Но Кигель знает Лильку сорок с лишним лет, на него её театральные эффекты давно не действуют.
– Лилька, не разводи сырость. Пей чай.
– С коньячком, я надеюсь?
– Естественно. Другого не держим. Я же сказал, будет тебе звание. На шестьдесят пять будет.
– Ты позвонил?
– Я лично поговорил. В бане. Все дела такого уровня решаются исключительно там. – Он улыбается, и совершенно непонятно, серьёзно говорит или шутит. – Но и ты не плошай. Пусть в маленьком, камерном зале, в том же «Мире», но концерт должен быть. Афишный! Если нужно, я помогу с организацией. И выступлю, конечно. И Лёнька выступит. Да всех наших соберём, старую гвардию. Потому что юбилей певицы Ахундовой – это её личные проблемы. А юбилейный концерт певицы Ахундовой – это событие, на которое нельзя не отреагировать. Особенно если документы на звание собраны, поданы и пролоббированы.
– Андрюшка, я тебя люблю!
– Даже не сомневаюсь, – хмыкает Кигель. – Только не целуй, я потом такое количество помады не отмою. А у меня концерт сегодня.
Когда за Лилей закрывается дверь, Андрей Иванович снова берётся за телефон. Позвонить одному важному человечку и напомнить про документы Ахундовой не помешает. А то затеряются в министерстве, сколько раз такое бывало. Припозднилась Лилька, конечно. В шестьдесят пять толку от этого звания? Разве что прибавка к пенсии и льготный проезд в метро. Вспомнилось, как они, Андрей, Лёнька и Марик, соревновались. Кто первым получит Заслуженного, кто Народного: сначала РСФСР, потом и СССР. Андрей Иванович до сих пор требовал, чтобы его объявляли в концертах Народным артистом СССР. Народным артистом несуществующей страны. «У меня отобрали страну, но не звание», – всегда говорил он.
***
Лилька с родителями въехала в дом напротив. Большой дом, новый, кирпичный. На его фоне их деревянный домик казался почти бараком. По слухам, в новом доме имелись центральное отопление и горячая вода прямо из крана. Глядя из окна, возле которого он спал, на светящиеся окна и тюлевые занавески большого дома, Андрей иногда думал, как хорошо было бы тоже переехать туда. Не топить каждый день печку, не таскать воду и дрова, не вставать утром, трясясь от холода, потому что за ночь их буржуйка остывала, а тонкие деревянные стены совсем не держали тепло. Да и чтобы попросторнее было, им бы хоть ещё одну комнату. У Борьки девушка появилась, мать говорит, если женится да родят, не протолкнёмся. Вовка в очереди на отдельную комнату, от завода, но сколько та очередь продлится? Андрей не столько за себя переживал. У него что? Козырное место у окошка, самый удобный топчан. Братья спали один на раскладушке, другой вообще на полу. Андрею хотелось для матери лучших условий. Чтоб не таскала выварки с бельём, чтоб не ютилась в уголке со своей швейной машинкой.
Так вот, Лилька въехала в большой дом. Андрей возвращался со спортивной секции, теперь он, помимо хора, ходил ещё и на бокс. А почему нет? Хор три раза в неделю, два дня свободны. Шагая через родной двор, и внимания бы не обратил на мелюзгу с большим бантом и голыми расцарапанными коленками. Если бы мелюзга не ревела. Она сидела на лавочке, поставив ранец на землю, и рыдала, громко шмыгая носом, уже икая от слёз.
– Чего случилось?
Всхлипывания.
Андрей уселся рядом:
– Кто-то умер?
Девчонка подняла на него испуганные глаза:
– Нет.
– А чего ревём? Если никто не умер, реветь решительно не о чем.
В книжках про пионеров в таких случаях полагалось дать малышу конфету. Но лишней конфеты у Андрея не было. Да и не лишней тоже.
– Двойку получила, что ли?
Девчонка всхлипнула и кивнула:
– Я домашнее задание не сделала. У нас свет выключали вчера! И я не сделала…
Андрей хмыкнул. Свет выключали –