Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всё равно плакать нельзя. Вот посмотри – я же не плачу.
И он размотал тряпку, которой был обёрнут его правый кулак. Девчонка только теперь обратила на него внимание.
– Это что? – поразилась она.
– Это бокс. Спорт такой. У нас был спарринг. Учебный бой. Ну и я перестарался немножко.
– Больно? – Девчонка осторожно потрогала его руку выше сбитых костяшек.
– Больно, – спокойно кивнул Андрей. – Но я же не плачу. Вот и ты не реви. Подумаешь, двойка. Сегодня двойка, завтра пятёрка. Мама тебя заругает, что ли?
– Нет. Мама работает много, ей некогда мои уроки проверять.
– Так тем более. Хочешь, я тебе помогу? Что у тебя там? Математика? Русский?
Так и подружились. Ну как, подружились. Андрей вдруг решил, что должен опекать это юное недоразумение с косичками. А Лилька и правда была недоразумением. Расстраивалась по любым пустякам: то двойка, то лента для банта потерялась, то промокашка испортилась, а другой нет. У Андрея всегда находились лишняя промокашка и час свободного времени, чтобы посидеть с мелочью над её уроками. Лильке решительно не давалась математика, и он взялся помогать. Потом, чтобы не болталась после уроков без дела, отвёл её в Дом пионеров. В хор брали только мальчиков, но Лильку он пристроил в кружок народного творчества. Сначала она научилась «Русский танец» отплясывать, а потом и запела неожиданно. Так они вместе и ходили, он запевать в хоре про «перелётных птиц», она плясать вприсядку и петь про «бараночки». А одному шутнику из дворовых ребят, пошутившему про жениха и невесту, он в зубы дал. Зря, что ли, боксом занимался.
***
Бокс стал его главным увлечением, когда с хором пришлось завязать. Андрей пел до последнего, но в шестнадцать голос перестал его слушаться окончательно, а прорывающийся то и дело то ли бас, то ли баритон стал всерьёз раздражать Сергея Сергеевича.
– Андрей, я очень тебя ценю, но дальше так продолжаться не может. Ты басишь. Даже если у тебя быстро пройдёт ломка, бас или баритон, во что ты там превратишься, в детском хоре не нужен.
Андрей стоял перед своим наставником и чуть не плакал. Пожалуй, первый раз в жизни, если брать сознательный возраст. Сергей Сергеевич был абсолютно прав. Андрей и сам чувствовал себя неуютно, взрослым дядькой среди поющих малышей. Но разучивание новых песен, репетиции, выездные концерты в Домах культуры, школах и подмосковных санаториях давно стали смыслом его жизни. Андрей быстро учил с листа, запоминал стихи за два-три прогона, не боялся сцены и зрителей, и Сергей Сергеевич тоже грустил, понимая, что звонкий мальчишеский голосок найти не сложно, а вот где найти готового артиста, коим был Кигель?
– Подожди годик. Посвяти время учёбе, закончи как следует школу. И если голос к тому времени оформится, подумай насчёт вокального образования.
Сергей Сергеевич открыл окошко и закурил, усевшись на подоконник. В репетиционном зале было пусто и гулко. Бывшая зала в бывшем доме какого-то бывшего генерала. Мозаичный пол, знакомый Андрею до последнего камушка. Огромные окна и огромные тополя. Другие ребята из хора часто с тоской смотрели в эти окна во время репетиций, ожидая момента, когда можно сорваться на улицу, гулять, играть в пристеночек, просто валять дурака. Для них хор был интересным, но рядовым занятием. «Лишь бы на улице не болтались», – говорили родители. Для Андрея хор значил гораздо больше. Внимание публики. Ощущение важности того, что ты делаешь. Ты несёшь людям прекрасную советскую песню. Которая строить и жить помогает.
– Вокального образования?
– Ну да. Ты куда поступать-то думаешь?
Андрей не то чтобы думал. Когда он заканчивал восьмой класс, дома возник вопрос, продолжать ли учёбу. Вовка сказал, нечего штаны протирать, пусть идёт рабочую специальность получает. Боря и мама возмутились. Андрей учился не просто хорошо, а отлично. Почему бы не закончить десять классов и не поступить в институт? Но какой именно институт, дома пока не обсуждалось. Может быть, геологоразведочный, который окончил старший брат? Он теперь часто работал в экспедициях на Урале и получал очень хорошую зарплату. Романтика экспедиций, которую Боря подробно описывал в письмах, Андрея не слишком впечатляла. Но впечатляла пачка рублей, вытащенных Борей из кармана и положенных перед матерью на стол после очередной поездки.
– А куда поступают, чтобы петь?
– Смотря что. Чтобы петь в опере, поступают в Консерваторию. Если в оперетте, то в ГИТИС, на отделение музыкальной комедии.
– Я хочу петь песни! – возмутился Андрей. – Какая оперетта? В которой визжат и юбками трясут?
Сергей Сергеевич усмехнулся, очевидно вспоминая их недавний культпоход в театр. Сводил мальчишек, называется. Решил приучать к искусству. Потом неделю только и было разговоров, что Пепита вопила как резаная и юбки перед моряками задирала. И вообще, что за пение такое? Половину слов не понять.
– Чтобы петь песни, всё равно нужно получить классическое образование, – наставительно сказал Сергей Сергеевич, а сам подумал про Утёсова, его любимого певца, учившегося то ли в одесских дворах, то ли в бродячем цирке. – Попробуй поступить в Институт имени Гнесиных.
Домой в тот день Андрей пришёл совершенно разбитый. Долго сидел во дворе, ковыряя песок прохудившимся ботинком. Надо бы сказать матери, что нужны новые ботинки, но момент неподходящий. У Вовки на заводе подошла очередь на холодильник, и весь семейный бюджет ушёл на приобретение урчащего и фырчащего гиганта, очень мешающего спать по ночам, зато сохраняющего продукты чуть ли не неделю. Мать нарадоваться не могла, хотя класть на хромированные полки было нечего. Разве что кастрюлю с супом туда торжественно водрузили. Когда уже будет хватать денег на всё? И не придётся выбирать между ботинками и холодильником? Да и просто противно, что нужно просить. Андрею хотелось зарабатывать самому. Прошлым летом он ездил в колхоз, заработал приличную сумму, которую отдал матери до копейки. Этим летом тоже поедет, всё равно больше нечего делать. И купит себе ботинки. Только бы старые раньше не развалились.
Андрей порылся в карманах, достал пачку папирос и спички. Курить он начал недавно. На Вовку насмотрелся. Хотелось быть таким же взрослым, как брат. Папиросы тоже у него таскал, по одной, чтобы не так заметно было. Складывал их в одну и ту же, уже изрядно помятую пачку. Без пачки папиросы смотрелись жалко, и