отличница, но и «двоек» не имела, — ответила Волкова, подавая классный журнал. — Вот, взгляните!

Следователь раскрыл журнал: «двоек» не было точно; по гуманитарным предметам — так вовсе везде «пять». Зато по точным и естественным наукам отметки пляшут с «тройки» на «четвёрку» и обратно.

— Точные и естественные науки никогда не были коньком Сони, — сказала Волкова в ответ на замечание следователя. — Её конёк — это вот как раз История, Ин-яз, Литература… Она — чистейший гуманитарий… была. — Волкова на миг отвернулась, прижав к глазам платок, но вскоре вернулась обратно с ещё влажными от слёз глазами. — Простите, просто в голове не укладывается, что Сонечки больше нет… Словно свою дочь потеряла.

Иванов понимающе покачал головой. — Скажите, Ольга Станиславовна, а как Соня ладила с ребятами из класса и другими педагогами?

— По поводу отношений с другими педагогами скажу так, — начала Волкова. — В семье не без урода: есть среди нас и те, кто искренно любит и детей, и свою работу, и отдают им всю свою душу, а есть те, кто, как мне кажется, в школу пришёл по ошибке, и кто понятия не имеет ни о том, как с детьми разговаривать, ни о том, как в коллективе общаться.

— Пример из первой категории я вижу перед собой, — сказал Иванов, чем и порадовал слегка, и также слегка смутил Волкову. — А можете ли вы привести пример из последней? — Один из таких примеров — это Евгения Васильевна Обухова, наш учитель физики, — начала Волкова. — Она сама из педагогической семьи — и по веленью родни пошла по её стопам, за что она ненавидит свою работу личной ненавистью… Плюс ещё у неё с личной жизнью нелады: бог ребёночка не дал — и муж ушёл. Думаю, отчасти из-за этого она деток недолюбливает… Если угодно, они были в её глазах как бы виноваты в том, что они у своих родителей есть, а у неё детей нет.

— И Соня тоже? — спросил Иванов.

— Отчасти да, — сказала Волкова. — Но в зачёт ей ещё шло и то, что она слабо понимала физику. Она при мне о Соне говорила по этому поводу, что она круглая дура. И как бы я ни защищала девочку, всё было бесполезно. Бог ей судья!

— А с классом у погибшей какие были отношения? — спросил Иванов.

— Да хорошие отношения были! — ответила Волкова. — Во всяком случаи, я не видела какового-то явного недоброжелательства. Да и Соня мне никогда не жаловалась, что её кто-то обижает. А если у неё и были с кем-то недопонимания — так что ж, они тоже люди.

Иванов покачал согласно головой.

— Мне необходимо побеседовать с вашими учениками, — сказал он. — Разумеется, в вашем присутствии.

Волкова ответила согласием.

***

В учительскую поочерёдно вводили одноклассников Сони. Понимая, что им может быть вдвое тяжелее и больнее, Иванов старался разговаривать с ними ещё более аккуратно, чем с их педагогом, и каждому из них принёс соболезнования перед допросом. Кто-то из вводимых старался держать себя в руках и не плакать, кто-то мог на короткое время всплакнуть. Однако среди допрашиваемых была одна девушка, в чьих глазах и в голосе не было ничего, кроме холода и равнодушия. Её звали Зоя Кривоумова.

Из допроса Зои Кривоумовой.

— Зоя, примите мои соболезнования… Вы учились с погибшей Софией Цаплиной; как вы охарактеризуете вашу подругу? — спросил Иванов.

— Разрешите поправку, — начала ровным, ледяным голосом Зоя. — Мы учились, но не дружили.

— Почему? — спросил Иванов.

— А какое ваше дело! — вспылила Зоя. — Я с кем хочу — с тем и дружу! Ясно вам?

— Вполне, — ответил Иванов, стерпев хамский ответ девушки. — И всё же, почему вы не дружили с погибшей?

— Списывать домашку не давала, гадина такая! — также по-хамски ответила Зоя.

— Девушка, вы понимаете, что человек погиб?! — рассердился Иванов. — А вы, вместо помощи, тут Ваньку валяете!

— Да что мне ваша Цаплина, сестра родная? — прокричала Зоя. — Меня в момент её гибели не было — я была на уроке.

— На каком? — спросил Иванов.

— На математике, — быстро сказала Зоя. — Можете проверить!

— Проверим! — сказал Иванов. — А пока можете идти! До свидания.

Зоя убежала, не прощаясь.

Из допроса Александра Куприянова.

— Александр, мои вам соболезнования… Что вы можете рассказать о погибшей Цаплиной? — спросил Иванов.

— Да, действительно, ужасно, — мрачно сказал — Куприянов. — Знаете, Соня была хорошей, добродушной девчонкой, но мы с ней близко не дружили.

— Объясните, пожалуйста, почему? — спросил Иванов.

— Понимаете, — начал Куприянов, — Соня любила романы, кино и прочую такую дребедень, тогда как я предпочитаю этому занятья математикой, физикой и информатикой, поскольку хочу быть программистом и хорошо зарабатывать. А Соня летала в романтических мечтах о любви — вот и связалась в итоге с Димкой Еликовым, нашим Ромео.

— Что ж плохого в том, что девушка мечтала о любви? — спросил удивлённо Иванов, на что Куприянов сказал, не задумываясь:

— Может, ничего, но надо жить реальностью; а она такова, что любовь в магазине не купишь и ни на бутерброд, ни в кастрюлю не положишь. А кушать, увы, хочется всегда! Что ж касается любви, то она, по-моему, вообще не обязательная, даже не нужная вещь.

Поняв всё про этого парня, Иванов отпустил его.

Из допроса Евгении Славиной.

— Евгения, примите мои соболезнования, — сказал мягко Иванов. — Каким человеком была погибшая, и какими были ваши отношения?

— Наши с Соней отношения были хорошими, можно сказать даже, сестринскими. В голове не укладывается, что Сони больше нет… — тут Евгения всплакнула слегка, и Волкова её гладила, желая поскорее успокоить. Иванов терпеливо ждал. — Извините, пожалуйста!

— Ничего страшного! Я понимаю, — сказал следователь. — Вы сказали, что ваши отношения можно назвать сестринскими; а как давно вы дружите?

— Да как в первый класс пошли, так и дружим, — ответила Славина. — Знаете, как-то так совпало удачно, что я, Соня, Лена Лисицына и Вася Мельникова сдружились, и так и идём… то есть, шли по этой жизни. — Славина извлекла из кармана пиджака смартфон, чтобы показать одну из последних фотографий со всей компанией. — Вот мы все на моём дне рождения 1-го мая. Рыжая — это Лена Лисицына, а брюнетка — Вася Мельникова, а мы с Соней оказались две блондинки.

Иванов глянул на снимок. Четыре юные и стройные красавицы с улыбкой смотрели на него, показывая большими пальцами на руках, что всё у них прекрасно! И вот одной из них, стоящей между рыжей Леной и светлой Женей, больше нет.

— Замечательная фотография! — с грустной улыбкой сказал Иванов. — Скажите, какой погибшая была и подругой, и человеком вообще?

— Подруга она была замечательная! — ответила Женя. — Мало