Это когда ребенок умирает без видимых причин. Такое случается с детьми до года.

— Я что-то слышала про это, недавно совсем, по телевизору говорили в одной передаче. Я даже удивилась, в наше время о таком не знали. Поэтому и не боялись.

— Не знали или не случалось такое?

— Тогда все по-другому было, без интернета. Детей пеленали, а теперь говорят, что это вредно, что ребенок должен расти свободным от уз.

— Чего? — Аркадий Викторович, прищурившись, посмотрел на жену.

— Да, да, так и сказали в той передаче, что, пеленая ребенка, мы чуть ли не раба из него растили. Ой, чего только не придумают эти умники, чтобы прославиться.

— Что за чушь?

— Чушь, конечно, но, в общем-то, пеленали мы туго, а это нарушает кровообращение, так врач сказала, и с этим, пожалуй, я могу согласиться. Но только с этим. А вот с остальным…

— А что там еще говорили? Что за передача?

— Я уже не помню. Днем шла по какому-то каналу, я готовила, а телевизор фоном, вот и услышала. Говорили, что ребенка до года ни в коем случае нельзя класть на подушку и накрывать одеялом.

— А ты меня накрывала?

— Нет. Зачем мне тебя было накрывать, если ты, итак, в одеяле была.

— А что там про одеяло сказали?

— Что ребенок должен спать в распашонке и ползунках, на твердой поверхности без подушки и одеяла.

— А про внезапную смерть что?

— Так вот я тогда и подумала, что мы пеленали, и ребенок спокойно спал, потому что не пугал себя ручками и ножками, которыми он двигает постоянно. В общем, зал разделился на два лагеря: за и против. «За» в основном были уже пожилые дамы, а молодые мамаши категорически «против». А я так скажу, ребенку не запеленутому, да еще и без одеяла, спать холодно и страшно. И ноги кривые будут.

— А ноги здесь причем?

— Мне моя мать, твоя бабушка, так говорила: пеленай туго, чтоб ноги ровные росли.

— Ну это точно ерунда.

— Ерунда, не ерунда, а ноги выросли ровные. — Евгения Анатольевна, достала из микроволновки тарелку с борщом и поставила перед мужем.

— А что это ты вдруг заинтересовалась? — отец с подозрением посмотрел на дочь. В приговор врачей, вынесенный Лене после нападения, родители не верили и надежду на внуков не теряли.

— Да так, случай какой-то странный. Муж обвиняет жену в убийстве их собственного ребенка. Но странно другое. Это уже их третий умерший до года ребенок. И всем был поставлен диагноз СВДС.

— Ничего себе, а говорят, что снаряд дважды в одну воронку не попадает.

— Еще как попадает, — отец отложил ложку. — Хотя случай действительно подозрительный. Умные люди говорят: один раз — случайность, два — совпадение, а три — это уже паттерн.

— Вот и я думаю…

Глава вторая

На выходе из метро ее охватила паника. Сейчас она наткнется на открытый, бескорыстный, кристально честный взгляд нищенки и чем ответит на него? Возьмет свою сдачу — несчастные, выпрошенные для нее розы, и умрет тут же на месте от сверхъестественного проявления порядочности.

А если спрятаться за чью-нибудь спину и проскользнуть незамеченной? И что? Бедная женщина будет ждать, стоять здесь, не двигаясь с места, боясь пропустить и не отдать долг. Как в рассказе Пантелеева «Честное слово».

Так ничего и не придумав, Лена трусливо повернула голову и натолкнулась на холодный, как полированная сталь, взгляд серых глаз. Эта была совсем другая нищенка. Невысокая черноволосая женщина в вытянутой до колен коричневой кофте, из-под которой торчал подол цветастой юбки. Зачесанные в булку волосы были грязными до отвращения. В руках женщина держала куль свернутого одеяла. Перехватив чужое внимание, нищенка тут же начала трясти куль с таким остервенением, что предполагаемый ребенок от подобного усердия скорее мог проснуться, чем уснуть. Впрочем, возможно именно этого она и добивалась. Остановив на мгновение тряску, женщина вытянула из-за пазухи мятую картонку, на которой кривыми буквами было написано: «Падайте на опирацию».

— Зачем вы так сильно закутали ребенка, он же может задохнуться? — Лена подошла вплотную к женщине и попыталась заглянуть в кулек. Она была почти уверена, что никакого ребенка там нет. Кукла — в лучшем случае.

Маневр не удался. Нищенка тут же прижала куль к себе и прошипела:

— Чего лезешь? Лучше денег дай.

— На улице тепло, а вы ребенка в шерстяное одеяло укутали. — Она хотела спросить совсем о другом, о старушке с ромашками, но, чувствуя полное, тотальное отторжение, понимала, что ничего она от этой нищенки не добьется.

— Твое какое дело? Не можешь помочь, так и не лезь к моему ребенку. За своим смотри. — Каким-то профессиональным чутьем нищенка в свою очередь тоже догадалась, что денег от этой фифы ей не видать. — Да у тебя поди детей-то и нет. И не будет никогда.

Абсолютность неприятия граничила с ледяной злобой. Осязаемой, острой. Лена почувствовала озноб, быстро развернулась и слилась с толпой.

Испорченное на весь день настроение у другого вылилось бы в раздражительность и хандру, она же просто погрузилась в меланхолию. Тупую, бессловесную, отвлекающую от важного и необходимого.

Совещание проходило тихо, даже умиротворительно, и обыденно скучно. Вернувшийся после долгого отсутствия начальник вел себя вальяжно и снисходительно.

Выглядел Орешкин бодренько, но если бы не погруженность в собственные мысли и чувства Лена бы заметила некоторые, еле уловимые изменения. Перелистав отчет, он приспустил на нос очки и посмотрел на подчиненных довольным взглядом.

— Молодцы, что сказать. Я доволен. Как говорится, у хорошего начальника механизм работает.

Неточность последней фразы все-таки выдернула Лену из болота чувственного декаданса. Она внимательно посмотрела на начальника и негромко добавила:

— … И в его отсутствие.

— А я как сказал? — Орешкин уставился на Рязанцеву непонимающим взглядом.

— Да у нас и дел особых не было. — Лена решила переключить внимание начальника.

— Как же, как же, а этот… дом инвалида. Вот жеж до чего додумались. Ну женщины, вам имя — вероятность.

Лена переглянулась с Котовым.

— Вероломство, — чуть слышно поправила Рязанцева.

— Но молодцы, да, такое дело раскрутили. — Орешкин, как ни в чем не бывало, захлопнул папку, — ну, а что сегодня у нас на повестке?

— Ничего особенного. Тихо что-то.

— Ну что ж, тогда не будем будить лихо у психа.

Лена снова посмотрела на Котова и по его виду поняла, что он тоже озадачен.

— Вчера только… — Лена еще раздумывала говорить начальнику о полученном накануне заявлении или сначала разобраться во всем самой. Все-таки решила сказать. — Заявление поступило.

— Так, так, так… — у Орешкина загорелись глаза. — Что за заявление?

— Да, ерунда скорей всего.

— Говорите, Елена Аркадьевна, а я уж