и безответственной руки нашего брата считают чуть ли не уголовником, которому поменьше бы поработать и побольше урвать. Клевета! Две недели жил я с этими людьми бок о бок, работал, ел, спал, и я утверждаю, что это трудяги, которые без выходных вкалывают от зари до зари и боже упаси, чтобы схалтурить! Сравните свинарник, за лето возведенный так называемым хозяйственным способом, — что, собственно, и есть завуалированное и полулегальное шабашничество, которое не пресечь никаким административным цыканьем, — и тот, который в итоге многолетних мытарств сдал с сотнями недоделок Колхозстрой. Любой боров, поводя пятачком, отдаст предпочтение первому перед вторым. И обошелся-то этот первый не дороже второго, вот разве что там — узаконенное финансирование через Стройбанк, а тут — выкладывай на бочку шелестящие червонцы!

Сейчас, видите, я разбираюсь в этих тонкостях, а было время, когда я путал дебет с кредитом. Занимаясь некоторыми делами, часами возился с активными и пассивными счетами, и это было для меня потрудней, нежели ворочать бревна на стройке. Зато теперь я могу на равных говорить с любым бухгалтером. Это ли не свидетельство моей усидчивости и моего терпения? Посему я считаю себя вправе утверждать, что формула «Гений — это терпение» — лживая формула. В ней явно опущено одно звено. Вот как следует читать ее: «Гений — это гений плюс терпение».

2

Итак, Новоромановская швейная фабрика… Когда-то Новая Романовка была окраиной Светополя, теперь же это, по сути дела, центр города. Официально ее именуют первой фабрикой. Еще есть вторая, но что она по сравнению с Новоромановской! Эта знаменита не только на всю область — на всю страну. На оптовых ярмарках товароведы доходят до рукопашной из-за новоромановской продукции. Я говорил с директрисой центрального светопольского универмага, и, знаете, на что жаловалась она? Время от времени им дают финские куртки и итальянские плащи, английские костюмы и польские пальто — спасибо, но она с радостью променяла бы весь этот импортный ширпотреб на изделия новоромановцев. Те сюда, однако, почти не попадают. Их расхватывают Москва и Ленинград, а недавно пробную партию плащей с капюшоном закупила известная западногерманская фирма. Привередливым немкам плащи пришлись по вкусу, и сейчас где-то в заоблачных сферах решается вопрос о долгосрочном контракте. Вот какая это фабрика!

Писать о ней мне не хотелось. В отличие от Василь Васильича, который возымел фантазию, чтобы именно я разобрался, «почему все так хорошо у них» (мне еще резанула слух эта непривычная фраза; обычно ведь говорят — разберитесь, почему плохо), — в отличие от Василь Васильича я не видел тут проблемы, не видел элемента спорности, не видел пусть незримого, но оппонента, которого мне предстояло бы опровергнуть. Именно наличие такого гипотетического оппонента и заряжает материал энергией. Фабрика была образцовой, и — ради бога! — пусть трубят в ее честь фанфары, но это уже по части Яна Калиновского. Его энциклопедическое нездоровье исключало трату нервных клеток на разные склочные дела, поэтому он специализировался на развернутых панегириках. Кому же, как не ему, писать о «фабрике будущего»! Не сомневаюсь, что Ян Калиновский именно так нарек бы свой очерк. У меня он назывался «Великий Свечкин».

В черновом варианте я неуклюже оговаривал эту реминисценцию из фицджеральдовского романа, ибо позаимствовано было не только название, но и прием, на котором строился очерк. Впрочем, прием этот был подсказан не столько литературной классикой, сколько живой реальностью.

Фамилию Свечкин я впервые услышал у самого истока конвейера, на раскройном столе, где с помощью лекал вырезались составные части будущих плащей с капюшоном, произведших такой фурор среди западногерманских модниц. Тут же нехитрая машина нумеровала эти части, дабы рукав сорок шестого размера не оказался потом напарником рукава сорок четвертого. Прежде это случалось, и все из-за нумеровочной машины, застрявшей по своей конструкции в веке минувшем. Она сбивалась, пропускала цифры или смазывала их так, что никто не мог отличить шестерку от ноля. Так было до тех пор, пока машиной не занялся Свечкин. Теперь она работала безукоризненно.

Я решил, что Свечкин — это местный «левша», но больно уж мелко — писать о нем в связи с незатейливой нумеровочной машиной. Эскортируемый одноруким директором с орденской колодкой на груди, приветливым и явно сконфуженным той непомерной славой, которая обрушилась на его фабрику, двинулся дальше. Сколько тут было женщин!..

Возле забавного агрегата для пришивки пуговиц кто-то вторично произнес: «Свечкин». Сейчас, растолковали мне, в моде пуговицы на так называемой металлической ножке, но раньше (то есть до Свечкина?) не на чем было пришивать их, теперь же — пожалуйста. Я кивал. На машине работало восхитительное существо с золотистыми волосами. Оно вдруг улыбнулось мне, и из головы у меня мигом выветрились все эти хитроумные механизмы, Свечкины, пуговицы на ножках и без оных.

Мы шли вдоль конвейера, по которому, в свою очередь, шли плащи — так сказать, параллельным курсом. К нам присоединилась женщина, от сияющих глаз которой в цехе стало еще светлее.

— Большую роль играет расцветка, — доверительно объяснила она. — Блеклые цвета плохо идут. Но самое страшное, когда ткань плывет. То ярко-зеленая, то салатная… Сейчас, слава богу, это позади. Свечкин добился…

Опять Свечкин? Мало что он машинных дел мастер, так он еще и химик?

— Кто он такой — Свечкин? — спросил я.

— Свечкин? — изумился мой гид, и глаза ее засияли еще лучистей. — Ну что вы! Петр Иванович Свечкин.

И однорукий директор, который мог, пожалуй, посостязаться с Василь Васильичем в немногословии, подтвердил:

— Свечкин. Петр Иванович.

Вот все. Очевидно, подразумевалось, что не знать этого человека нельзя.

По пути от конвейера плащей к конвейеру курточек, за которыми охотились все модницы Светополя, мы заглянули в ремонтную мастерскую. Заправлял тут массивный дядя в сатиновом халате. Его карие глаза смотрели на меня умно и весело. «Не Свечкин ли?» — подумал я с некоторым волнением. Дядя, однако, назвал другую фамилию. Охотно поведал он мне, что прежде «строчки плясали», да и вообще машины были никудышные. А вот Свечкин… И тут я, не удержавшись, перебил:

— Свечкин построил завод по производству швейных машин?

Дородный механик внимательно посмотрел на меня, затем перевел на директора просящий разъяснения взгляд. Не то удивило его, что Свечкин взял да в свободное от работы время отгрохал завод — то ли еще по плечу Свечкину! — а что он, ремонтник в сатиновом халате, ничего не знает об этом.

В зале образцов — ах, как разбежались бы тут глаза моего элегантного коллеги Яна Калиновского! — опять, как я с трепетом и ожидал уже, всплыл Свечкин. Оказывается, это его усилиями созданы сии чудеса отечественной моды. Я зажмурился. Стало быть,