Зал опять отреагировал бурным рокотом. Мне необходимо было вновь овладеть вниманием депутатов, чтобы сделать главное, ради чего я прорвалась на эту трибуну:

- Знаю, что здесь мне не дадут сказать все. У великого Державина есть прекрасные слова:

Я любил чистосердечье,

Думал нравиться лишь им.

Ум и сердце человечье

Были гением моим.

Надеюсь на ваш разум и на то, что вы примете правильное решение. Потому прошу внести в повестку дня первым пунктом мое предложение «О вотуме недоверия Горбачеву». Прошу поставить вопрос на голосование. Если не пройдет, то вторично поставить на поименное голосование и опубликовать в газетах его результат.

В стенограмме заседания съезда момент моего ухода с трибуны был зафиксирован как «шум в зале».

Когда я покидала трибуну, из зала Собчак кричал: «От кого вы выступаете?» Я приложила руку к груди и сказала: «От себя!»

Вопросы «От кого вы выступаете?» подразумевали политическую силу, проводником интересов которой мог быть выступавший человек. Индивидуальное мнение, отличное от официально господствовавшего, жестко отсекалось советской партийной и государственной системой. Именно поэтому все мои предыдущие выступления против Горбачева на заседаниях Верховного Совета СССР и комитетов, с которых не было прямой телетрансляции, оставались закрытыми для народа. А депутаты прекрасно знали мою позицию, слышали из моих уст каждый день, и на съезде для них не было неожиданностью мое выступление...

На трибуну вышел поэт Давид Кугультинов - депутат из Калмыкии - и произнес яркую речь, которую трудно было не запомнить. Он сказал: «Сегодня в “нашего” президента был брошен огромный камень, но по воле судьбы или случая или благодаря Богу этот камень ударился о непробиваемую стену и разбился на мелкие куски. И я очень благодарен Богу, что этот камень не долетел до нашего горячо любимого Президента СССР Горбачева!..»

Много раз мне хотелось задать вопрос Кугультинову, счастлив ли он сегодня, что тот камень не долетел?

Вслед за ним выступил глава МИДа СССР Эдуард Шеварднадзе. О, какая горькая и пафосная была у него речь! «Сегодня деструктивные силы хотели разрушить нашу демократию, уничтожить ее, и я заявляю, что надвигается страшная диктатура, и поэтому я ухожу в отставку!»

Многим запомнилось то выступление, но мало кто его понял. О чем говорил Шеварднадзе? Что имел в виду? Испугался ответственности за то, что они с Горбачевым подарили американцам 50 тысяч квадратных километров шельфа Берингова моря без ведома Верховного Совета СССР и вообще без ведома кого бы то ни было в стране?

Лукьянов никому не позволял поднимать тему шельфа. А о том, что стало к 2008 году с одним из самых богатых природных островков России, можно спросить у американцев, которым мы за свой подарок еще и платим налоги! Вот какое преступление перед народом, перед страной совершалось за нашими спинами.

...Против меня двинули «тяжелую артиллерию». Реванш решил взять и секретарь ЦК КПСС Янаев. Понятно, я же не вняла его угрожающему предупреждению: «Не дай нам Бог поднять вопрос о Горбачеве!»

Янаев сказал: «Полагаю, что в нашу практику должен быть внедрен принцип: если депутат вносит предложение, то оно ставится на голосование после того, как получило поддержку как минимум двух депутатов. Этот принцип действует во всех международных организациях и цивилизованных парламентах. Учитывая, что предложение Умалатовой не получило поддержки ни одного депутата, предлагаю не ставить вопрос на голосование».

Вот они, истоки нигилизма! Власть сама делает то, что хочет, то, что ей выгодно. Но в изречении Янаева звучал цинизм: если депутаты нарушат собственный регламент, принятый ими же, и последуют некоему мифическому принципу, значит, они - цивилизованный парламент. А если проголосуют за выдвинутое предложение - значит, они нецивилизованный парламент. А разве съезд мог позволить себе хотя бы намек на нецивилизованность? Тем более теперь, когда рухнул железный занавес! То, что вот-вот уже должна была рухнуть держава, Родина, обработанные и ослепленные Лукьяновым и Янаевым народные депутаты словно и не видели. И для них я была досадной помехой, мешающей идти семимильными шагами вперед, в «мировую цивилизацию»! Когда Янаев вышел из тюрьмы, мы встретились на одном патриотическом мероприятии. Он сидел окруженный людьми, как герой, совершивший подвиг. Увидев меня, он встал и радужно с улыбкой приветствовал меня.

- Ну что, поиграли в защитников отечества? - спросила я его.

- Ничего себе поиграли. Полтора года тюрьмы! - отреагировал он.

- Да вас надо было пожизненно заточить за то, что вы не довели до конца начатое!

Я имела в виду ГКЧП. А Янаев был назначен и. о. Президента СССР, так как он был вторым лицом в стране.

Свой орудийный залп в мою сторону выпустил и первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана и Председатель Совета Национальностей Рафик Нишанов. «В Конституции записано, - говорил он, - что вопрос о президенте может решаться лишь при условии, если он нарушил Конституцию. В данном случае депутат, внесший предложение, не привел никаких доводов, которые бы свидетельствовали о нарушении президентом страны Конституции, поэтому вопрос о его отставке не может ставиться на голосование!»

Никто не возразил Нишанову, никто не напомнил, что президент к тому моменту уже множество раз нарушил Конституцию, превратил ее в лоскутное одеяло, внося изменения чуть не каждый день. В ней не было записано, что глава государства имеет право вводить войска в своей же стране и убивать людей, делить государство на куски. Конституция не позволяла развязывать межнациональные конфликты, разваливать армию и втаптывать в грязь ее честь и достоинство.

Священным долгом главы государства является развитие экономики и сбережение интеллектуального потенциала, но вместо этого при Горбачеве началось повальное увольнение сильных руководителей в центральных органах власти и на местах, создание искусственного дефицита, опустошение прилавков магазинов и ввод в центр столицы, к Кремлю, танков. Все это безумие происходило в реальности. И если генсек собственноручно не стрелял, не резал, не убивал, это не значит, что он не нарушал основной закон страны. Он нарушал его на каждом шагу. И тем не менее облеченные народным доверием депутаты пошли на меня в атаку и защищали Горбачева так неистово, словно моя речь с трибуны была измышлением, а страна не стонала от его бездарного правления.

Интересно, что они испытали, когда по окончании съезда встретились со своими избирателями? Что пережили, когда история с каждым годом все убедительнее доказывала мою правоту? Как они живут сейчас, спустя три десятилетия, с мыслью о том, что тогда, на съезде, именно они, и только они, могли предотвратить развал государства и надвигающуюся мировую катастрофу?..

Депутат из города