«а зачем?», «а почему?» и не соображает, что в военном деле лишние вопросы задавать не положено.

— В Казань я еду действительно по мандату Владимира Ильича, — признался Тухачевский.

— Вот оно что, — многозначительно произнес Петрила.

— Специальным вагоном? — снова задал вопрос Медведь.

— Какой вагон? Билета на этот поезд и то не достал.

— Милости просим к латышским стрелкам, — гостеприимно пригласил Петрила.

— Ваш чемодан, товарищ командир, — Тухачевского за гимнастерку дергала Гражина.

Михаил Николаевич удивленно посмотрел на то место, где только что поставил чемодан.

— Да что же вы, товарищ командир, быстрее, Сашка за ним бежит.

Первым сориентировался Медведь. Вслед за Гражиной он быстро нырнул в толпу. Кто-то крикнул, кто-то зло матерился. Не прошло и двух-трех минут, как из толпы торжественно с чемоданом Тухачевского в одной руке, а другой держа за шиворот рваной гимнастерки парня с разбитым в кровь лицом появился Медведь. Словно почетный эскорт его сопровождали Гражина и ее недавний обидчик Сашка.

— Проверьте, товарищ комиссар, все ли вещички на месте.

— Спасибо, все в порядке, товарищ Медведь.

Окружившие их латышские стрелки засмеялись.

— Товарищ Медведь, — повторил Петрила, — а ведь верно, Петрусь, тебе фамилия Медведь больше подходит, чем Федорович?

— Простите, — смутился Тухачевский, — но мне послышалось, что вы его так называли.

— Раньше это было прозвищем, а теперь станет фамилией. Не возражаешь?

— А мне что, тато, — вяло ответил Петрусь. — Медведь — тоже неплохо. Могу быть и Медведем.

Оживленной компанией направились в вагон и не заметили, как за ними нырнули Гражина и ее дружок Сашка.

Петр Федорович, право, как медведь, схватил в охапку парня, позарившегося на чемодан Тухачевского, и поставил его посреди вагона на всеобщее обозрение:

— Как с ним поступим, какие будут предложения?

— Пойдет поезд, выкинем из вагона, — предложил веселый солдат с тонкими черными усиками.

— Дешево отделается, — заметил его товарищ. — Надо, чтобы навсегда запомнил, что нельзя у своего брата солдата воровать. Снимем ему штаны, да для памяти пропишем ему ижицу ремнем.

— Проучить следует, — поддержали и другие солдаты.

Испуганный вор упал на колени, взмолился:

— Я и чемодана не успел раскрыть. Нечистый попутал, клянусь вам господом богом.

— Нам, солдатам революции, — сказал Тухачевский, — не пристало чинить самосуд. В трибунал его передавать нет времени.

— Трибунал! Придумаете, товарищ командир, — засмеялся Медведь. — Я ему сам приведу приговор в исполнение. Открой чемодан, падло.

Дрожащими руками вор раскрыл чемодан.

— Посмотрите, товарищ командир, все ли на месте, ничего не стибрил? — спросил Йонас Петрила.

— Все, все на месте, — смутился Михаил Николаевич, что его нехитрый скарб выставлен на показ, быстро закрыл крышку чемодана.

— Небогато вы живете, — вздохнул Петрила. — Помню, у Александра Артуровича Череп-Спиридовича с десяток чемоданов было, да все такие тяжелые, что пронесешь пару шагов и взмокнешь…

— Ладно, тату, про Черепа вспоминать, он уже со всеми своими чемоданами у чертей смолу горячую пьет. Я к нему в гости и этого подлюгу отправлю, — Медведь схватил под мышки вора, поднес к дверям вагона и пнул его под зад ногой, да так, что тот метров пять проехался по перрону.

— Прощай, не поминай лихом, — засмеялся Петр Федорович.

Загудел паровоз, поезд медленно отошел от перрона Московского вокзала.

2

Михаил Николаевич проснулся неожиданно. Почудилось — плачет ребенок. Прислушался. Вагон был заполнен звуками, привычными еще по баракам для пленных: храпели, бормотали, стонали уставшие за день мужчины. Тухачевский повернулся к узкому проходу между двумя полками. К его опущенной руке робко прикоснулись мягкие волосы, мокрая щека.

— Кто здесь?

— Это я, товарищ командир. Гражина.

Михаил Николаевич погладил девочку по нечесаным, но все еще мягким волосам.

— Почему ревет и что делает под полкой спасительница моего чемодана?

— Спала, но там мыши. Я боюсь.

— Ну-ка иди ко мне и докладывай, как в вагоне-то оказалась?

— На Волгу мне надо. Очень надо.

— Как же ты одна отважилась отправиться в такое путешествие?

— Я не одна. Сашка тоже под полкой, за чемоданом спит. Он мышей не боится. Ему что! Мы под вашу полку забрались, потому что вы добрый, как моя мама.

— Почему же ты от доброй мамы сбежала?

— Убили ее. Можно, я к вам на полку присяду? Я тихонечко-тихонечко буду сидеть, а вы спите себе.

Сон у Тухачевского прошел. Нечасто ему за последнее время приходилось общаться с ребятами — фронт, плен, какие уж тут дети — и его потянуло к этой девчушке, наивной, непосредственной.

— Кто и когда убил твою маму?

Гражина словно ждала этого вопроса. Она доверительно рассказала попутчику о своей семье. Мать, дочь доктора из Вильно, едва закончив гимназию, выскочила замуж за простого мастерового и уехала с ним в Ковно. Дедушка и бабушка очень злились и ни за что не хотели пускать в свою семью папу. Прямо ужас. Он от этого даже пить начал. Мама вначале очень-очень переживала, а потом, когда папа не перестал пить, совсем его не уважала. Когда началась война, завод, на котором работал папа, из Ковно переехал в Москву. И они переехали вместе с заводом.

— Что же в Москве твоя мама делала? — поинтересовался Михаил Николаевич.

— Спуталась с рабочими.

— Как это спуталась?

— А так и спуталась. В воскресной школе читала рабочим газеты и всякую нелегальщину. У папы по этому поводу были очень большие неприятности. Очень! Его сам директор ругал и требовал, чтобы он обуздал маму или ею займутся жандармы. Мама же ничуть не испугалась ни хозяина завода, ни жандармов. Когда на Пресне появились баррикады, мама ушла из дому. Поверите, папа ее на коленях умолял остаться, а она ушла. Только и просила, чтобы он меня не оставлял, обо мне позаботился. Но папа не послушался мамы. Он ушел из дому и пропал. Говорят, его пристрелили юнкера. Мама тоже домой не вернулась. Убили ее на баррикадах. Осталась я одна, — всхлипнула девочка, — на всем свете одна-одинешенька…

— Но ты сказала, что едешь на Волгу к родственникам.

— Какие уж там родственники.

Из-под полки высунул голову Сашка, который, как видно, давно проснулся и молча слушал рассказ подруги, а сейчас испугался, что она откажется от родственников, и солдаты их, как обманщиков, выбросят из вагона, поспешил ответить за Гражину:

— Тетка у нее есть на Волге, только она не знает ее адреса, но мы все равно найдем.

— Мамина родная сестра живет где-то на Волге, — подтвердила девочка. — Но мама с нею не переписывалась, потому что сестра смеялась, что мама, дочка доктора, на мастеровом женилась…

— Вышла замуж, — машинально поправил Тухачевский и спросил: — На Волге много городов, в каком из них живет твоя тетя, как ее фамилия?

— Как-то мама говорила папе, что тетя Эляна