История его появления в Синдикате такова: потерпев пять летназад провал на очередном этапе предпринимательской деятельности, Слава кинулсяв ножки к соседу, Гоше Рогову, который, по слухам, варил большие дела вкакой-то еврейской конторе.

Гоша, по определению Славы, — «человек недешевый,мудрый старый цапель», в прошлом — полковник известной серьезнойорганизации, — в девяностом вышел на пенсию и нанялся к евреям водилой.Евреи платили, что бы там о них ни рассказывали… Получив в то тяжелое времяуважительную зарплату и раз, и другой, Гоша отдался новому делу всей душой; адело поднялось и расцвело: евреи перли в свой Израиль колоннами, батальонами,армиями, как новобранцы на призыв, — знай только подавай транспорт. В этомбыло даже что-то неуклонное, мистическое, словно не сами они так решили, акто-то тащил их волоком, чуть не за волосья… Так что Гоша поднанял еще ребят наизвоз, те несли ему, как положено, оброк чистоганом… Построил Гоша дачу,прикупил небольшой парк машин…

Для начала он взял Славу на испытательный срок. Дело-тонехитрое, говорит мне Слава, выкручивая баранку, ловко выворачиваясь,вывинчиваясь из любой пробки, — они ж, эти израильтяне, народ легкий наподъем, шебутной, цыганистый: приехал-уехал, туда-сюда, вокзал-аэропорт, ну,иногда по городу повози, покажи им «Кремлин», — они: «ах! ох!», —вопят на всю Красную площадь, ребята такие непосредственные… как там Гошаназывает их — между нами, конечно! — «клоуны».

— Я сначала от их имен ошалевал, — говоритСлава. — Это ж не имена, а какие-то воровские клички! У меня дома женазаявки принимала, по телефону. Записывала на бумажке. Я прихожу, читаю: «НогаПас… Батя Бугай… Амация…» «Ты что, — говорю, — сдурела?! Ты чего мнездесь лепишь?! Что это еще за нога? Что за бугай? Какой такой батя?! Мне ж ваэропорту стоять с табличкой, встречать людей!»

— «Не знаю, — говорит, — так Гошапродиктовал»…

И вот, выходит изящная такая дамочка, Нога Паз, у них «нога»— с ударением на «о» — чуть ли не яхонт, или что там еще драгоценное… И БатьяБукай, тоже милая девушка.

А вот Амация зато… Стою с табличкой, нервничаю, всевыглядываю хрупкую барышню, типа гимназистки… Оказался огромный волосатый мужиккибуцник, килограмм на сто тридцать, чуть не в резиновых сапогах, бородища —как куст боярышника… Амация, блин!

Так попал Слава в Синдикат, организацию, как ни крути,полуподпольную, своеобразный рыцарский орден. Я уже заметила: когда человекпопадает в нее, даже местный, даже коренной русак, он становится членомзакрытого братства. Между прочим, во всем этом есть изрядная доля романтики.

Меня Слава не упускает случая поучить жизни, зовет, как вдеревнях, по отчеству — Ильинична.

— Эх, — говорит, — Ильинишна! Ну ипредставленьица у вас! Все какая-то сентиментальность в голове, какая-тосоветская дружба народов… Давненько вас тут не было. Это ж, доложу явам, — совсем другая, очень конкретная безжалостная жизнь…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мой патрон, Генеральный синдик региона «Россия», в прошлом —боевой полковник Армии Обороны Израиля, бесстрашный вояка, увенчанный наградамии изрешеченный пулями, — был человеком добрым и нерешительным.Демобилизовавшись из армии и попав на руководящую работу, он столкнулся ссуровой реальностью: обнаружил, что боевого опыта и командной жесткостисовершенно недостаточно для новой его должности на гражданке.

Это был невысокий толстый человек с уютно-дамской задницей икруглым животом, с виноватыми добрыми глазами, ежеминутно готовыми увлажниться,и абсолютной неспособностью вцепиться ближнему в глотку и выкусить трахею.

По сути дела, это был Карлсон, которого сняли с крыши,лишили пропеллера и запретили какие бы то ни было игры, кроме одной. Это былбравый солдат Швейк, по недоразумению выслужившийся до капрала. Его отличалгрубоватый солдатский юмор и постоянное стремление накормить и обустроить своихподчиненных. Кстати, он прекрасно готовил и крепко выпивал.

— Ну, повезло, ничего не скажешь! — заметиланедели три спустя после воцарения его в должности Генерального всегдакритически настроенная секретарша Рутка. — послал бог начальника,пьяницу-румына.

Звали его Клавдий — вполне обычное мужское имя. Румынскиеевреи часто дают сыновьям имена трубадуров и императоров. За глаза, конечно же,мы звали его Клавой.

На вопрос: «как дела?» Клава отвечал обычно утомленнымголосом: «как легла, так и дала», — с милым мягким акцентом. У него былославное круглое лицо с ямочкой на волевом подбородке и арбузная лысина. Мягче иуступчивее человека мне в жизни встретить не пришлось.

В начале 90-х, в самую тяжелую и счастливую для Израилястраду Великого Восхождения, он работал здесь, в Советском Союзе, в опасных ибессонных условиях, отправляя тысячи восходящих в день. Именно в те легендарныегоды он поднаторел в русском и говорил сносно, хотя и с ошибками и забавнымакцентом.

Его любило множество самых разных людей.

— Не знаю почему, — говорил он, — но стоитмне оказаться где-нибудь на банкете, за моей спиной обязательно кто-то проходити целует меня в лысину.

Таинственное слово «замбура», этимологию которого ябезуспешно пыталась выяснить все три года пребывания в России, в устах моегоначальника иногда приобретало различные смысловые оттенки — в зависимости отего настроения. Если бывал торжественно настроен, он придавал этому словубравурное звучание — «замбурион»! — при этом сопровождая слово известнымжестом преломления руки в локте.

— Чтоб вам не было скучно, замбура, — говорил он,собрав всех нас, своих подчиненных, в комнате на втором этаже, которую потрадиции называли «перекличкой», — знайте, что к нам опять едет группа изМинистерства туризма. В конце концов, я подохну, ублажая этих иерусалимскихбездельников. Замбура !

Поскольку еврейский мир Москвы за последний десяток летнаплодил тьму разнокалиберных организаций, и все они бурлили, отмечали даты,издавали информационные листки, газеты и журналы, учреждали конгрессы,объединения, фонды, — которые затем враждовали друг с другом, —Клаву, как спонсора, время от времени приглашали выступить на публике.

Тогда он вызывал меня и говорил:

— Хотел вечером запечь баранью ногу и посидеть, какчеловек. Но звонил Гройс, просит выступить. Напиши несколько слов. Только не насвоем высоком русском, так что я выгляжу идиотом, когда принимаюсь читать всюэту херню. Несколько простых коротких слов от души. Замбура!

И я писала. Писала просто, даже слишком просто. От души.Что-нибудь такое:

«Дорогие друзья! Сегодня мы открываем еврейский детский сад.Дети — наше счастье. Дети — наше будущее. Все мы хотим, чтоб они были здоровы.Еврейские праздники. Еврейские песни. Еврейская душа. Все это они узнают тут».