Кэсс считала, что способна понять, почему Софи раздражает дружба ее сына с дочерью Гвидо от второго брака. Должно быть, ей не доставляло особого удовольствия принимать Кэсс в своем доме даже в те времена, когда ее гостья была еще подростком. В конце концов, она являлась дочерью женщины, которая заставила Гвидо пренебречь своими религиозными убеждениями и развестись с первой женой. До появления Дианы раздельная жизнь супругов не нарушала ни один из законов католической церкви, и Софи было не на что сетовать. Однако Диану не удовлетворяли одни лишь плотские радости, и Гвидо не стал терять время, чтобы приобрести на нее все права.

Как припоминала Кэсс, первые недели ее пребывания в Кальвадо были омрачены недовольством хозяйки дома. Но как только Софи увидела, что Бен и Кэсс находят удовольствие в общении друг с другом, она признала поражение и до того лета, когда Кэсс исполнилось восемнадцать лет, терпела присутствие гостьи со смесью снисходительности и покорности судьбе. В присутствии Кэсс Бен держался раскованнее, и это нравилось его матери. Кроме того, благодаря Кэсс мать могла проводить с ним больше времени, чем прежде. Софи понимала: если бы не Кэсс, Бен вряд ли стал бы целыми неделями торчать в Кальвадо и, поскольку, как мать, она вечно опасалась, что сын свяжется с какой-нибудь расчетливой и распутной женщиной, она не имела ничего против долгих каникул сына в обществе сводной сестры.

До тех пор пока… до того рокового лета, когда она, Кэсс, достигла совершеннолетия. Вспомнив об этом, она нервно перевернулась на живот и попыталась найти прохладное местечко на подушке. Как это произошло? Как она могла настолько увлечься Беном, что позабыла, кем он ей приходится? Сейчас, по прошествии многих лет, это казалось немыслимым, и все же теперь она обратилась именно к Бену — потому, что он был единственный человек на свете, который по-настоящему заботился о ней.

Кэсс зарылась разгоряченным лицом в подушку, стараясь не думать о Бене и сосредоточиться на собственных бедах. Самой серьезной из них был Роджер, а вернее — их брак.

И зачем только она обратила внимание на Роджера? Лучше бы ей не выходить за него замуж! Кэсс не сомневалась: этот брак не состоялся бы, если бы после того случая в Кальвадо она не бросилась сломя голову на Бермуды, где Роджер, словно нарочно, поджидал ее.

Разумеется, мать Кэсс пожелала узнать, почему ее дочь вернулась из Италии на несколько недель раньше предполагаемого срока, и Роджер стал удобным предлогом. Кэсс познакомилась с ним несколько месяцев назад, в Лондоне. Он был одним из любимчиков отца Кэсс — этот юноша с безупречными манерами, который принял приглашение ее родителей погостить на их собственной вилле близ Гамильтона только потому, что ожидал встретить там Кэсс.

Вначале общаться с ним было весьма забавно. Он отдавал должное поразительной привлекательности Кэсс, а после всего случившегося ей это было приятно. Кэсс охватила несвойственная ей бесшабашность, вызванная, как она теперь подозревала, своего рода защитной реакцией.

Но однажды она позволила себе заняться с Роджером любовью после на редкость бурной пляжной вечеринки, и когда вскоре он сделал ей предложение, Кэсс по глупости приняла его.

Конечно, ее отец был в восторге. Поскольку сын отказался пойти по его стопам, Гвидо возлагал все надежды на Роджера, и на протяжении четырех последних лет Кэсс отчаянно пыталась сохранить и упрочить свой брак. Но беда заключалась в том, что она не испытывала ни малейшего влечения к мужу; и несмотря на то, что искренне желала забеременеть — хотя бы для того, чтобы угодить отцу, — это желание так и осталось неосуществимым. Они начали часто ссориться, в подпитии Роджер становился невыносимым и настойчиво изводил жену сексуальными домогательствами. Подобной жизни Кэсс не пожелала бы никому, и она знала, что в конце концов ее терпение иссякнет. Вот почему и совершила этот непростительный поступок — явилась к Бену. Больше ей не к кому обратиться! Мать Кэсс была всегда слишком занята своей жизнью, чтобы уделять внимание дочери, а отец… отец никогда не понимал ее.

Кэсс размышляла о том, как ей повезло застать Бена дома. Она и не подозревала, что Бен уедет куда-то читать курс лекций, иначе не болталась бы во Флоренции, ожидая его возвращения. Ее воображения хватало лишь на поездку в Рим или Геную или, может быть, на виллу в Кальвадо. А оказалось, что Бен в это время находился на другом полушарии и, если она правильно поняла его слова о миссис Киприани, вернулся раньше, чем ожидалось. Что это — еще одно совпадение? Кэсс погрузилась в тревожные раздумья. Или же он каким-то образом почувствовал, что Кэсс нуждается в нем, услышал ее призыв на уровне, недоступном ее пониманию? Каким бы ни был ответ, Бен вернулся и пообещал помочь, и ей следовало только радоваться, вместо того чтобы гадать, чем могло обернуться дело…

На следующее утро ее разбудил аромат свежесваренного кофе. И ей сразу захотелось встать с постели. Кэсс, которая проворочалась без сна до самого утра, даже отказалась от мысли понежиться подольше. Впервые за много месяцев она с нетерпением встретила новый день и, откинув одеяло, опустила на пол стройные ноги.

На стуле рядом с кроватью лежал кремовый атласный халат в тон ночной рубашке, который она вчера вечером вынула из чемодана. Сунув руки в рукава, она поднялась, оглядела спальню и снова испытала прилив радости. Несмотря на то что в последний раз она побывала в этой квартире четыре года назад, все вокруг казалось ей на удивление знакомым. Она словно вернулась домой, с грустью подумала Кэсс и поняла, что, возможно, Бен не разделяет ее чувства. Но это ничего не меняло, и, направляясь к двери, она провела ладонью по окованной бронзой спинке кровати, наслаждаясь прикосновением к гладкой отполированной поверхности.

Как она и думала, Бен с довольно мрачным видом хозяйничал на кухне. Подобно Кэсс, он еще не оделся, и по недовольному выражению его лица Кэсс догадалась: ему пришлось облачиться в халат, поскольку он не осмелился войти к ней в спальню.

— Доброе утро, — произнесла Кэсс, не смущаясь тем, что Бен явно недоволен ее видом. — Чудесный день, правда?

Так оно и было. Бен открыл окна в кухне, и теперь ее наполняли нагретые солнцем воздух и аромат цветов, растущих внизу, во дворе. Толпы туристов уже, наверно, штурмовали собор Дуомо и щелкали фотоаппаратами в галерее Уффици. Но здесь, в этом тихом уголке, можно было насладиться настоящей Флоренцией. Именно такую Флоренцию и показал ей Бен, когда она впервые приехала в Италию, и хотя Кэсс посетила Национальный музей и полюбовалась творениями Микеланджело и Брунеллески1, город Бена привлек ее гораздо сильнее.

— Тебе хорошо спалось? — спросил Бен, пододвигая к ней глиняную кружку с крепким черным кофе, и Кэсс благодарно улыбнулась.

1 Филиппо Брунеллески — итальянский архитектор эпохи Возрождения.

— Вполне, — солгала она, гадая, сумеет ли Бен догадаться об этом по черным кругам под ее глазами. — А тебе? По-моему, этот узкий диван тебе не по размеру.

— Мне случалось спать и на более неудобном ложе, — сухо возразил Бен, наливая себе ароматный напиток. Помолчав, он добавил — и, как почувствовала Кэсс, с некоторым замешательством: — Ну, как ты себя чувствуешь? Может, передумала?