Но в глубине души я костерю гостей на все корки и толькомечтаю о том, когда они наконец уберутся от нас. Несмотря на два этажа, обилиекомнат и санузлов, посторонние люди мне дико мешают. Утром приходитсяспускаться к завтраку не в халате, а одевшись по полной программе, да еще нужнопостоянно улыбаться и изображать невероятную радость от общения. Не говоря ужео том, что, когда я крадусь ночью на кухню, чтобы вытащить из холодильникачто-нибудь вкусненькое, грешна, люблю есть в кровати, мне совсем не нравится,когда из гостиной доносится чужой голос:

– Дашута, не спится? Давай посидим вместе, поболтаем.

Если я чего и не люблю, так это трепаться с гостями, вместотого чтобы спокойно сидеть в уютной кроватке, подпихнув под спину тройкупуховых подушечек, сжимая в правой руке очередную Маринину, а в левой – кусокпиццы с грибами.

Поэтому, когда я вижу, как при моем появлении с небольшойсумкой у хозяйки начинает играть на лице широкая, невероятно счастливая улыбкаи она с неподдельной надеждой восклицает: «О, Дарья, на несколько дней,надеюсь?!» – я понимаю, что больше всего она хочет услышать ответ: «Нет, моядорогая, увы, вечером должна уехать».

И очень неприятно разочаровывать хозяев, восклицая:«Конечно, поживу недельку-другую, вместе с детьми и собаками, поговорим,пообщаемся!»

– Сколько можно собираться? – заорал Аркадий, высовываясь изджипа. – Жвачки! Я тут уже час сижу!

– Подумаешь, – фыркнула Ольга и, распахнув дверцу«Фольксвагена», подтолкнула меня к водительскому месту, – садись!

– Лучше я поеду на «Форде», – отбивалась я. – Каждый раз,когда беру твой «фолькс», что-то происходит. И потом, отчего бы нам не поехатькаждому в своем автомобиле?

– В кои-то веки, – воскликнула Ольга, – выпал свободныйуик-энд, и я хочу оттянуться по полной программе, выпить, расслабиться давай,не спорь, заводи и поехали!

– Лучше в «Форде», – ныла я.

– Мы туда с Машей не влезем!

– Садись к Кешке, в джип!

– Ну уж нет, – взвилась Зайка, – твой сыночек летит так,будто собрался выиграть приз на ралли в Монте-Карло, и мне всегда кажется, чтосейчас мы врежемся во все столбы. Нет уж!

– Долго еще? – завопил Аркадий.

– Готовы, – ответила Зайка, – сажай собак!

– Банди, Снаппи, Хуч, сюда, – приказал хозяин.

Вообще в нашем доме живут пять псов. Питбуль Банди,ротвейлер Снап, английский мопс Хуч, пудель Черри и йоркширская терьериха Жюли.Впрочем, есть еще две кошки, несколько хомячков, попугай и жаба Эльвира. Нокошки никуда не выезжают из дома, хомячков, попугая и жабу мы прихватываемтолько тогда, когда собираемся в Париж, а вот собак частенько берем с собой. Ноне всех. Пуделиха Черри уже довольно пожилая особа, плохо слышит и с бельмамина обоих глазах. Правда, слепота не мешает ей резво находить миску с вкуснойедой и кровать с горой пледов. Но мы теперь предпочитаем оставлять ее дома. АЖюли, обладательницу роскошной золотистой шерсти, нам не дают. Дело в том, чтоЖюли на самом деле принадлежит Серафиме Ивановне, няне близнецов. Как-то разМаня со своим лучшим приятелем Денисом отправилась на прогулку за грибами иприхватила Жюли. Естественно, никаких грибов дети не нашли, зато привели Жюлиназад в таком виде, что Серафима Ивановна, потратившая неделю на вычесываниерепьев из шерсти любимицы, твердо сказала:

– Все. Жюли больше никуда не ходит, только гуляет во дворе!

Вот и сейчас няня, выйдя на крыльцо, крикнула:

– Аркадий Константинович, оставьте Хуча! Еще простудится!

– Ничего с ним не сделается, – возразил Кеша, – под слойжира, который его покрывает, ни один мороз не проберется. Эй, Снап, Банди, Хуч,вам что, письменное приглашение прислать!

Услышав, что обожаемый хозяин изволит гневаться, питбуль иротвейлер, в два прыжка преодолев расстояние от входной двери до машины, легковзлетели в джип. Толстенький коротколапый Хучик медленно заковылял по двору.Кеша захлопнул дверцу джипа.

– Эй, эй, – закричала я, – Хуча забыл.

Сынок ответил:

– Берите его к себе!

– Почему? – удивилась я. – Собаки-то у тебя.

– Хуча тошнит в машине, – спокойно пояснил Кеша и, на второйскорости стартовав с места, исчез за поворотом. Последнее, что я увидела, – этомелькнувшие красным огнем задние фонари его тачки и две собачьи морды,прижавшиеся к стеклу. Кипя от негодования, я забубнила:

– Хучик, Хучик, иди сюда.

Мопс тяжело вздохнул и посеменил на зов, его и впрямь тошнитв машине, и Кеша решил, что пусть лучше процесс обратной перистальтикипроизойдет в «Фольксвагене», а не в его «Линкольне-Навигаторе».

– Ты знаешь дорогу? – поинтересовалась я у Зайки.

– Подумаешь, – пожала та плечами, – прямиком до Зыбина, адальше спросим.

Но действительность оказалась сурова. В Зыбине, куда мыприбыли около десяти вечера, во всех избах было темно. Деревенские жителипривыкли укладываться с курами, впрочем, и вставать вместе с ними, в двадцатьдва часа на селе глубокая ночь.

Стучать в спящие дома мы постеснялись и, приуныв, решилиехать вперед по бетонной дороге. Но не успели преодолеть и пятисот метров, каквозник ларек с водкой и жвачкой, из окон которого неслась разухабистая музыка.Уж почему эта торговая точка расположилась посередине леса и кто, кроме ворон изайцев, мог там отовариваться, осталось непонятным.

– Эй, – завопила я, – хозяин!

Высунулся всклокоченный парень:

– Чаво?

– Где тут конезавод?

– Я не справочное бюро, – ответил грубиян, отчаянно зевая.

– Дай-ка, я спрошу, – отпихнула меня Зайка, привыкшая ктому, что при виде ведущей «Мира новостей» у представителей противоположногопола начинается усиленное потоотделение. – Молодой человек, подскажите, где увас тут лошадки живут?

Но продавец, очевидно, не смотрел никогда телевизор или нелюбил передачу про футбол, потому что сообщил:

– Даю сведения только покупателям.

– Чипсы «Принглс», бутылку воды и жвачку, – не растеряласьМаня.

Юноша ловко отпустил товар и сменил гнев на милость:

– Конезавод в Зыбкине, ехайте туда.

– Но мы уже там были, – удивилась я, – и ничего не нашли!