— Да на кой мы ему сдались… — вздохнул оборотень.

Они с травницей зашли навестить Мири. Девочка всё так же спала крепким сном, не просыпаясь уже вторые сутки.

— Всё равно, — Лия поджала губы. — Мы можем отправиться к его величеству в День правды и подать жалобу.

— О как, — оборотень покачал головой. — Ишь, какая прыткая! Раньше ты такой не была… Решительной.

— Раньше жизни Мири ничто не угрожало.

— Что за День правды? — спросила я.

— Традиция, — пояснил оборотень. — В последний весенний день король выходит к людям, на площадь. И каждый: от знатного вельможи до последнего нищего имеет право обратиться к королю с просьбой о справедливости.

— Отлично! Вот и подадим прошение! — оживилась я. — Лия дело говорит.

Травница и оборотень только грустно переглянулись, про себя жалея нас, наивных.

Я, конечно, их понимаю. Но я уже видела короля, и он не дал меня сжечь. Поверил, что я его не травила. И потом — он ведь сам, наверное, этот «День правды» придумал? Значит, сможет справедливость восстановить! Может, он просто не знает, что тут творится. Тоже мне…король!

— Ну, не чудовище же он, — стала я спорить с оборотнем. — Должен понимать, что людей травить не годится. Где это видано — взять и выпустить чуму? — спросила, и приготовилась слушать — интересно, что тут о короле думают.

Вдруг поняла, что даже имени огнеглазого не знаю. Ночь провели вместе. Встретили рассвет. Снова вспомнила пурпурную ткань, цветами вышитую, и солнце, что бьётся сквозь щель…

— У нас хороший король, — заявила Лия, опередив остальных. — Он мир заключил.

— С ведьмами, — согласилась травница. — И теперь ведьм нельзя хватать только лишь потому, что она — ведьма.

— Аристократов, тех, что заговор против него затеяли, как старый король умер — казнил, — пробормотал оборотень, при этом было не совсем понятно — согласен волк с королём или нет.

— Так или иначе, — я сделала глоток травяного, терпкого чая — удивительно вкусного. — Мири надо помочь.

— Силы в тебе много, — травница посмотрела на меня долгим, пытливым взглядом.

— Знаний нет, — пожаловалась я. — Силу чувствую, а что делать — не знаю. Мне бы у ведьмы поучиться…

— У ведьмы?! — Лия закатила глаза, а оборотень тихо рассмеялся.

— Ишь, чего удумала, — волк вытер рукавом набежавшие от смеха слёзы. — У ведьмы! Где ж ты её возьмёшь, ведьму? В Чёрном лесу?

— Можно попробовать, — пожала я плечами.

А что? Один раз мы с ним уже поговорили. И он мне помог. Не такой уж он и страшный, этот Чёрный лес.

Вдруг оборотень с силой втянул в себя воздух и прошептал:

— Явился… толстяк!

— Кто? — не поняла я.

— Есть тут один, — нахмурился оборотень. — Лия — иди, встреть, да заговори ему зубы! А вы, — он бросил на меня и травницу быстрый взгляд, — схоронитесь где-нибудь. Айда через чёрный ход — нечего тут нашу ведьму всем показывать! Кара, пусть пока у тебя побудет.

— Пойдём, дочка, — Кара (я впервые услышала, как зовут эту женщину с огромной корзинкой сушёных трав), поднялась и потянула меня за рукав. — Пойдём, поможешь мне корзинку донести, тяжёлая!

Мы выскочили с чёрного хода и помчались по улочке. Дело, конечно, было вовсе не в корзинке — Кара сама её несла. Сил у старушки было, больше моего! Добежали до конца переулка, свернули, немного вниз, под горку, и вот он — совсем крошечный домик в тени трёх разросшихся яблонек.

Всё в этом квартале было ветхое. Бедное. Но ухоженное и чистое. И люди тут жили хоть и не богатые, но гордые и нищими себя не называли. Они работали. Жили честно. За что же с ними так? Несправедливо!

В полумраке кладовой, где пахло травами, Кара раскурила трубку, а мне дала нечто из свёрнутых листьев. Я такое же смастерила, не ведая, что творю, когда пыталась спасти девочку…

— Кури, ведьма. Это придаст сил. Много я не знаю, но всё, что в моих силах — передам. Библиотеки у нас есть. Лекции можно посещать — король подписал указ о вольных слушателях за счёт королевства. Вот только ведьме опасно по столице ходить.

— Это верно, — вздохнула я.

Я-то знаю, почему опасно. Огнеглазый найдёт — потащит под венец. Травница, наверное, думала о чём-то другом, но какая разница? Главное — мне отсюда не выйти! И что теперь делать? Мири надо спасать!

— Ауру тебе надо прятать, — Кара склонила голову набок. — И думаю, тебе этот фокус вполне по силам. А ну-ка… Иди-ка, девочка, сюда.

Мы вошли в комнату побольше. Кроме простой кровати здесь стоял огромный, пузатый шкаф с тусклым, поцарапанным от времени зеркалом. Кара подвела меня к нему.

— Так… сейчас…

Она долго рылась в бесчисленных мешочках и шкатулках, но так ничего и не нашла.

— А, ладно, — махнула рукой старуха. — Видишь нас, Анис?

— Вижу, — я пожала плечами, не понимая, что происходит. Вот я. Вот старуха Кара. И что?

— Молодец. А теперь превратись-ка в меня.

— Что?!

— Что слышала. Чувствую я… Ты — можешь. Как — не знаю. Но должно получиться. Ты, дочка, расслабься. Просто расслабься и всё. Думаю, тебе и помнить ничего не надо — само как-нибудь.

И только она это сказала, как у меня… Получилось! В старом зеркале отражались две Кары — не отличишь! Вот только мне было не до веселья, потому что вместе с морщинами в душе поселилась боль. Да такая, что выдержать её не каждому под силу! Боль и пустота. Что-то было раньше в душе этой женщины — что-то, безвозвратно утраченное, но ценное настолько, что…

— Кто вы? — выдохнула, вновь возвращаясь к себе — дольше я просто не выдержу. — И… что с вами случилось?

— В общем, — удовлетворённо хмыкнула травница. — Молодец. Справилась. Подберём тебе личину попроще, и будешь шастать в библиотеки столицы. Может, вместе мы с тобой Мири на ноги и поставим. Как думаешь?

— Конечно. Обязательно. А… вы?

— Теперь обо мне. Выбрось из головы! Ничего я о себе не расскажу. Ясно?

— Но почему?

— Вот упрямая, — проворчала хозяйка домика, спрятанного в тени густо разросшихся яблонь. — Одно слово — ведьма! Потому что не твоё это дело. Забудь! Всё, что знаю — всё тебе расскажу. Спасибо скажи и отстань.

Я подходила к домику Лии, наблюдая, как со мной приветливо раскланиваются жители Тихого квартала. Внешность, аура, корзинка, в которую старушка сложила травы, с фразой, что они мне ещё пригодятся — сработало!

— Кара? Это — тебе! — булочник, сверкая влюблёнными глазами, положил в корзину бумажный свёрток.

Какой… запах! В животе тут же заурчало. Мне стало неловко: не влезу ли я со своими экспериментами в чужую жизнь?