Молодой человек извиняюще улыбнулся и отступил.

— У меня встреча. В следующий раз.

Девушка горестно кивнула.

— Ну да, ведь в нашем распоряжении вечность.

— Именно! — Он развернулся, чтобы уйти, и тут она несдержалась и выкрикнула:

— Ты мне все обещаешь эту вечность. А я просто хочу, чтобыты был рядом со мной — сейчас, сегодня, и завтра, и...

Он посмотрел на нее через плечо так удивленно, словно онасказала величайшую нелепость на свете, и спокойно произнес:

— Но это невозможно.

Ей хотелось спросить — почему? Но она просто молча смотрелана него — такого спокойного, снисходительного, безразличного, и ответ нанезаданный вопрос проносился в голове под музыку тихим шепотом: «Его мирбольше, его мир — это вселенная, и для него, в этой вечной, огромной вселеннойты лишь одна из миллиона интересных ему вещей. Солнце никогда не станетпринадлежать кому-то одному. И Он всегда будет где-то, с кем-то и для кого-то,но только не для тебя одной».

Чувства смешались, она не понимала, чего больше жаждет:ударить его или обнять и не отпускать.

А когда он, так ничего и не добавив, не оборачиваясь пошелпо коридору, ее охватил необъяснимый страх. Она была один на один с вечностью.Видела и чувствовала ее как бездонную черную пропасть, на краю которой стоит икуда уже полетели, точно в могилу, комья уходящей из-под ног земли.

Катя прислонилась к белой стене и закрыла глаза, медленноскользя ногтями по ее неровной поверхности, кроша штукатурку. И та, под музыку,белыми пылинками танцевала во тьме.

— Что это? — спросила Катя, переступая порог кабинета.

Лайонел вздрогнул и загородил от нее небольшую железнуюшкатулку с двумя замками, стоящую на письменном столе. Молодой человек былоблачен в черный короткий фрак и нежно-зеленую рубашку.

— Ты готова? — едва заметно улыбнулся он, опуская железныйключ от шкатулки в карман брюк.

Девушка наклонила голову, пытаясь рассмотреть страннуюжелезную штуковину, которую принесли Лайонелу полтора часа назад. Похоже,вещица чрезвычайно занимала его, а вопросы о ней почему-то разозлили:

— Тебя это не касается, — отрезал он и, скользнув по нейоценивающим взглядом, уже мягче заметил: — Платье тебе идет.

Катя оглядела свои открытые плечи, белую грудь внежно-зеленом корсаже, расшитом мелкими изумрудами, длинный зауженный подол ивздохнула:

— Я в нем едва могу двигаться! — Она притронулась кмассивному колье из крупных изумрудов и бриллиантов на шее. — Тебе не кажется,что это... слишком?

Лайонел кинул прощальный взгляд на железную шкатулку, затемвзял Катю под руку и вывел из своего кабинета.

Пока они шли по коридору — молчали, и девушка решила, что овопросе он забыл, но, спускаясь по лестнице, Лайонел положил руку ей на плечо,его пальцы любовно погладили драгоценные камни.

— Сегодня все будут смотреть только на тебя.

Катя порадовалась, что, став вампиром, избавилась отчеловеческой слабости — краснеть.

— Спасибо, — придушенно выдавила она из себя, — теперь имбудет на что полюбоваться.

Не дождавшись, когда он поспорит, что помимо украшенийгостям есть на что посмотреть, девушка язвительно процитировала: «Подаркимужчины говорят лучше всяких слов!» Полагаю, Анжелика оценит. Ведь она будет?

— А ты боишься?

— Посмотри любой фильм, все бывшие любовницы такие коварные!— с наигранной веселостью отшутилась девушка.

На самом же деле, при мысли о встрече с идеальной красавицейАнжеликой становилось не по себе. Катя прекрасно помнила, как та вонзила в неесвои ногти, пустив кровь прямо на глазах у нескольких сотен вампиров. И какпотом подослала своего слугу, чтобы убить. Рассчитывать на снисхождение не приходилось.Собственно, она не на ногу наступила этой могущественной и потрясающе красивойвампирше, а сделала кое-что похуже — заняла ее место.

Лайонел взял из рук Ксаны белоснежную шиншилловую шубу и,накинув Кате на плечи, распахнул входную дверь.

На улице к ночи подморозило, крыльцо покрылось сияющей всвете луны ледяной корочкой. Воздух по-прежнему был начинен весной, а в головеиграли скрипки — бесконечная музыка, ставшая уже совсем привычной. Катяперестала различать композиции, они превратились в фон и почти не мешали.

Золотистая «Бугатти» ждала у ворот. Вид этой дорогойблестящей машины до сих пор вызывал у девушки противоречивые чувства. Таявлялась напоминанием о том, каким жестоким подчас бывал Лайонел.

Уже сидя на переднем сиденье и, глядя на проносящиеся доманеосвещенной длинной улицы, Катя украдкой смотрела на красивое лицо своеговодителя и ее подмывало спросить: что он чувствовал, когда переехал ничемнеповинного парня? Но она не осмелилась. Вместо этого заговорила о другом:

— Ты обещал, что не выпустишь меня в свет раньше чем черезмесяц. Что-то изменилось?

— Да, — кивнул он.

— А что?

Когда придет время, узнаешь.

Что-то плохое? — понизила она голос.

Уголки губ Лайонела насмешливо дрогнули.

— Очень скоро ты поймешь, по сути, ничего хорошего у насникогда и не происходит. А к плохому мы относимся философски.

— И как же это?

— У нас нет белых полос в жизни, у нас много черных дорог ини одна из них не ведет к спасению души. Так какая разница?

Катя хмыкнула.

— Души нет у того, кто не хочет, чтобы она у него была. Мояна месте.

Лайонел засмеялся.

— Когда человеку отрубают какую-то часть тела, скажем, руку,некоторое время он может жить с чувством, будто все на месте, даже неотождествляя себя с калеками. Но это совсем не значит, что он сможет сидеть навеслах. И не значит, что в глазах окружающих он все тот же обладатель обеихрук! — Молодой человек бросил на нее иронично-сочувственный взгляд. — Есличто-то и ноет в твоей груди, очень похожее на душу, так это мокрое место, гдеона когда-то была.

Девушка скривилась.

— А нельзя ли как-то более позитивно мыслить? — И не дав емудаже рта раскрыть, добавила: — Лучше скажи, от какого модельера мое платье,меня ведь наверняка спросят!

— Платье от мадам Талилу.

— Не слышала о такой.

— Талилу самый знаменитый модельер в мире — и нашем мире. Занаряд от нее многие девушки готовы заплатить любую цену. Но шьет Талилу толькодля очень узкого круга. Считай, что тебе оказали честь.

— Или тебе, — невесело усмехнулась Катя.