— Как говорила Коко Шанель: «Женщина, которая отстригает волосы, собирается изменить свою жизнь». Дочь, с тобой все так. Ты просто хотела контролировать ситуацию, вот рука и потянулась к ножницам. Ну и к пергидролю. Главное, что не к шпаге или дуэльным пистолетам. Хорошо, что ты избавилась от боли мирным путем.

— Вообще-то, не до конца избавилась. И хочу отомстить паучихе Дарине.

— Чтобы что? Ну, испортишь ты ей прическу. Или опозоришь при классе. Или сделаешь пакость исподтишка. Какую ты из этого получишь выгоду? Максимум — минутное удовлетворение. Зато потом сама же и пострадаешь. Подмоченная репутация и встревоженная совесть — вот дивиденды от плохо пахнущих акций. Ты же не мстительная дракониха, ну. Ты светлая, умная, сильная душа.

Ника наморщила лоб. Папа, конечно, прав. Он всегда прав. Только вот как строить отношения с двумя предателями? Словно бы прочитав ее мысли, Игорь Дмитриевич продолжил:

— Ну, если нужен мой совет, то он таков: с ней общайся вежливо и отстраненно, секреты свои больше не доверяй. А с ним… А с ним ты можешь попытаться поговорить, если он тебе по-прежнему дорог. Есть вероятность, что он принимает тебя за кого-то типа младшей сестренки. Дружбу с ним при желании можно наладить, раз вам было интересно общаться.

— Не уверена, что хочу с ним дальше дружить.

— Как знаешь, — Игорь Дмитриевич деловито кивнул. — А почему ты не сблизишься с Артемом? Женя, его папа, работал у нас сердечно-сосудистым хирургом. Светлая голова и золотые руки. Все были в шоке, когда его не стало. Злокачественная меланома, моментально сгорел. Два года уж прошло.

— Как? Чебу… Чеботарев? — Ника округлила глаза.

— Да, он. Толковый парень. Приходит иногда в отцовское отделение, да и библиотеку нашу посещает.

На следующий день на занятиях Ника рассматривала затылок Артема. Оказывается, за этим титаническим каркасом скрывается семейная трагедия. Ей сложно было представить: как это — совсем без папы? Своего она видела раза четыре в месяц, и всегда жалела о том, что не получается встречаться чаще.

А мальчишкам папа еще нужнее, тем более в таком возрасте, когда решается судьба. Словно бы почувствовав на себе взгляд, Чебурашка обернулся.

Его губы растянулись в несмелой улыбке. Видимо, увидел ее печальную физиономию и решил подбодрить. Ника не стала отворачиваться и широко улыбнулась в ответ.

«А глаза у него, оказывается, цвета зелени. И такие милые веснушки. Почему я раньше не замечала?»

Семья

Артем вспомнил доброжелательность Ники и повеселел. А еще он заметил ее пушистый рыжий свитер и изумрудную юбку-карандаш. Это цветовое буйство невероятно ей шло, особенно в сочетании с лаконичной стрижкой.

«Эх, хорошо!» Сегодня пешая прогулка давалась особенно легко. Ступни в ортопедических ботинках резво оставляли метр за метром. Книги в рюкзаке приятно оттягивали плечи. Даже повышенная инсоляция15 не вызывала привычного раздражения. «Послушайте! Ведь, если солнце ярко светит, значит, это кому-нибудь нужно?», — перефразировал строки Маяковского и засмеялся. Не то чтобы он увлекался поэзией, скорее наоборот. Его интересовали естественная наука и твердые факты. То, что можно рассмотреть под микроскопом или соединить в химической реакции. Но сегодня был такой странный день, до смешного иррациональный, хотелось вести себя нелепо: петь, скакать, размахивать руками, декламировать стихи столетней давности. Домой совершенно не тянуло. Но куда же направиться? Артем свернул к метро и через десять минут уже ехал по направлению с станции Удельная.

В центре, где работал папа, он не был уже месяц. Когда вошел в ординаторскую, привычно помахал докторам, которые заполняли истории болезни или оформляли выписки. Подошел к мужчинам, по-взрослому пожал руки.

— Давно тебя не было, Артем Евгеньевич. Мы уже соскучились, дорогой. Видишь, какие у нас изменения? К годовщине сделали, — хирург Эркен Иманбаевич привстал и кивнул подбородком в сторону шкафов.

Чеботарев-младший повернул голову и замер. Две широкие стеклянные полки коллеги отца превратили в мемориал. Большой портрет, снимки с сотрудниками и пациентами, стопки медицинских журналов, в которых печатали его статьи, монография и распечатанная кандидатская диссертация. Рядом — портрет Теминого деда-профессора, его монографии и учебники. Посередине верхней полки стояла фотография в стеклянной рамке. Папа и сын. Две широкие улыбки на веснушчатых лицах. Сорок два года и тринадцать. За полгода «до».

Артем закрыл лицо руками. То ли недавнее ликование раскачало баланс эмоций, то ли просто время пришло, но смесь гордости за отца и тоски по нему же зародило горячую волну в груди, которая пронеслась наверх, сжала горло и вылилась отрывистыми юношескими рыданиями.

— Поплачь, сынок. Мужчинам полезно плакать, — дядя Эркен подвинул к нему стул и похлопал по плечу. — Если нужна жилетка, помощь или совет, ты всегда можешь обратиться ко мне, ко всем нам. Женю, мы, конечно, не заменим, но помни, что мы тоже твоя семья.

Прощай

Глядя на целеустремленного Чебурашку, Эдик тоже выстроил личный план. Получить золотую медаль. Поступить в Москву, на факультет журналистики. Выбить общежитие и оставить семейку Адамс. Обосноваться в столице. Взять псевдоним и отмыться от пачкающего следа фамилии Грязнов. Менять мировоззрение людей через силу слова. Поднять российскую публицистику на новый уровень. Бороться с ложными установками и продажными блогерами.

А еще он мечтал найти отца. Изольда никогда не отвечала на вопросы о нем. Только загадочно прищуривалась, пускала кольца сигаретного дыма и звенела браслетами: «Зачем тебе это, синочка. Дела давно минувших дней. Считай, что его и не было». Но Эдик стремился понять, кто он, кто стоит за его спиной, насколько мощна история предков. И обязательно узнает.

Оставалось решить с Дори.

Вероника — классная девчонка. Но ему пока ей нечего предложить. Зачем туманить мозг лишними надеждами? Лучше направить всю энергию на учебу.

— Ника, можно тебя на пару слов?

Она обернулась:

— Да, Эдик? Что случилось?

— Я знаю, что нравился тебе. Подожди, не вскипай. Ты мне тоже нравилась. И нравишься. Но я решил, что отношения — не для меня. Пока не для меня. Прости. У меня такие семейные сложности, что приличную девушку домой не позовешь. А неприличная мне не нужна. Не злись на