поставить еще два стола, то все поместятся. Наверняка поместятся!

В комнату вошел Нико. Он сердит, но, сдерживаясь, ласково говорит жене и дочери:

— Оставьте этот список в покое, мои дорогие. Его незачем проверять: все давным-давно проверено и взвешено! Вы лучше подумайте о закуске.

Текле осторожно встала и пристально посмотрела на Нико.

— Как будто ты не знаешь, что у нас все есть.

— А цоцхали?

— Цоцхали Захария обещал достать.

— Это хорошо, а то, говорят, замминистра очень любит ее. А как с икрой?

— Жужуна утром зайдет на Авлабарский рынок.

— А если там не будет?

— Такого в истории не бывало.

Нико вспыхнул:

— Историю вы не трогайте… И вообще, хватит вам суетиться, нужно хоть немного поспать.

Он выключил свет, и все трое, стараясь не шуметь, вышли из комнаты.

…Часы пробили четыре.

Звиад встал, включил свет и потихоньку вышел в столовую. Он раздвинул занавески и открыл окно.

Светало.

«Сейчас я, Звиад Диасамидзе, — еще рядовой аспирант, но сегодня я защищу диссертацию и вечером уже буду кандидатом наук… А как волнуется вся наша семья! Вчера мать заставила меня лечь спать раньше обычного, но мне не спалось. Мой отец — неутомимый собеседник, как и все историки, но вчера он точно онемел и за весь вечер не произнес и слова, чтобы не помешать мне спать, хотя я чувствовал, что он был сердит на меня: завтра, мол, его ожидает такое испытание, а он беззаботно растянулся на кровати… Я же просто лежал с закрытыми глазами и даже слышал, о чем думала моя мать. Она у нас верующая и три раза за вечер молилась за меня: боже всемогущий, дай завтра победу моему Звиаду — пощади его мать…»

— Ты уже встал, сынок? — услышал Звиад голос матери.

От неожиданности он растерялся. Закрыв окно, он повернулся к матери:

— Нет.

— А что тебе нужно в столовой?

— Воды. Я пил воду, — солгал Звиад.

— Ложись! Не слоняйся по комнате и не мешай нам спать! — словно упрекая, сказала ему Текле.

Но Звиад знает, что мать затаив дыхание лежит в постели и сон не приходит к ней.

«Она, конечно, волнуется и старается, чтобы я ничего не заметил, но голос ее выдал. Каким дрожащим голосом она спросила: «Ты уже встал, сынок?» Да, мама очень волнуется…»

Звиад потушил свет и вздрогнул от неожиданности, услышав в темноте голос Русудан:

— Звиад, ты уже встал?

— Тшш, кто встает в такую рань! — рассердился он.

Голос Русудан:

— Тогда что же ты делаешь в столовой?

— Пьянствую, — еще больше раздражаясь, ответил Звиад.

Голос Русудан:

— Один?

— Да, один. И пью за твое здоровье, — угрожающе прошептал он.

Голос Русудан:

— Я не слышу, что ты говоришь! Погромче, Звиад, милый!

Звиад на цыпочках подошел к двери Русудан:

— Не разбуди маму, а то я тебе такого милого Звиада покажу, что не обрадуешься! Тише! Смотри, как расшумелась!

«…А ведь она тоже за меня волнуется и чего-то боится… Или, может быть, это только я не чувствую, что над моей головой сгущаются тучи! Неужели завтра я уже не буду тем же Звиадом Диасамидзе, что сегодня? Нет, не может быть! Хотя завтра я уже буду кандидатом наук, и в институте на меня станут смотреть совсем иными глазами, и в министерстве тоже, и соседи будут по-другому мне улыбаться, а товарищи… Товарищи-то станут относиться ко мне с большим уважением! Ведь вот какая магическая сила заключена в листке бумаги, который мне вручит ученый совет! Отец давно говорит, что главное в жизни — документ. И вот, пожалуйста, я получу документ, в котором черным по белому будет написано: кандидат наук Звиад Николаевич Диасамидзе».

Звиад вошел в спальню и сел за стол. Проснулась Лили и, зевая, спросила:

— Сколько времени?

Звиад не ответил, сделав вид, что не слышал вопроса.

— Сколько времени? — еще раз спросила Лили.

— Понятия не имею!

— Почему? Ты что, потерял часы?

— Не знаю!

— В шкафу, в левом ящике, лежат мои. Дай их мне!

Звиад неохотно встал, принес Лили часы и снова уселся за стол.

— Еще только шесть. В котором часу мы с тобой вчера легли?

— Не помню! — уже сердясь, ответил Звиад.

— Зато я очень хорошо помню: было одиннадцать. А потом мы еще целый час разговаривали!

— Возможно.

Лили, зевая, села в постели.

— Мало я спала. А ты давно встал?

— По-моему, да, — неохотно ответил Звиад.

— Так нельзя, Звиад. Ты же без причины нервничаешь.

— Почему без причины? — вспылил Звиад.

Лили улыбнулась.

— У тебя дело в шляпе, — сказал она по-русски.

— Кто это вам сказал, мадам?

— Разговаривай со мной по-русски, хоть исправишь произношение.

— Я спрашиваю, кто это сказал? — Звиад встал.

Продолжая улыбаться, Лили многозначительно ответила:

— Дядя мой сказал, глупенький!

Ехидно усмехнувшись, Звиад посмотрел в лицо жене:

— Но ваш дядя — еще не ученый совет.

— Да ученый совет никогда не пойдет против него, глупыш!..

— Это было раньше, но с тех пор много воды утекло, и ваш дядя не имеет того веса, как раньше.

— Разве что-нибудь изменилось? — удивилась Лили.

— У-че-ный со-вет, — по слогам произнес Звиад.

— Ложь, сменились члены совета, а совет все тот же. — Лили спустила с кровати ноги и стала причесываться, смотрясь в зеркало, висевшее над кроватью.

— Сколько с ними, проклятыми, возни… Наши готовятся?

— По-моему, ты готовишься больше всех.

Повернувшись от зеркала, Лили с улыбкой сказала:

— Разве это не естественно? Я жена юбиляра и должна выглядеть лучше всех. Ты не бойся, на защиту я не приеду. Сегодня я в доме главная хозяйка и сама должна встретить гостей… Тебя это не радует?

— Очень радует.

Продолжая улыбаться, Лили опять повернулась к зеркалу.

— Но ты только посмотри, как плохо меня уложили. Не парикмахер, а сапожник!

— Ты бы уж лучше наголо обрилась.

Лили не понравилась колкость Звиада, но она сдержалась. Она чувствовала, что Звиад очень нервничает и всеми силами старается скрыть свое волнение, но его выдавал неестественно звучавший голос:

— Пожалуйста, помоги мне, подержи косу!

С помощью Звиада Лили заколола волосы шпильками и попыталась сострить:

— Видишь, глупыш, как далеко вперед шагнула техника? Этот металл легче материи.

— Но тяжелее, чем мозг у некоторых.

Это было уже слишком, и Лили вспыхнула. Она резким движением отбросила руку Звиада, выхватила из волос с таким трудом заколотые шпильки и швырнула их на пол:

— Ты что, хочешь, чтобы я закрутила волосы, как твоя мать, и, может быть, еще и тапочки надела, как она? Ты забываешь, что мне двадцать шесть лет!

Звиад не ожидал такого поворота дела, но отступать было поздно.

— Да, ты