— Я видел его глаза, — выложил свой последний аргументCлавин, — его можно обвинить в чем угодно, но он не убийца. И я верю, что«детектор» сработал правильно. Он невиновен. Он не убивал Проталина.

— Адвокату важно иметь чувство внутренней убежденности, —кивнул Дронго, — и, возможно, это даже хорошо, что тебя еще могут убедить глазатвоего подзащитного. Но я старый циник, Вячеслав, меня трудно переубедить. Тыдолжен понимать, что я не гожусь для подобных расследований. Уже не гожусь.Возможно, ты прав. Возможно, там произошло нечто такое, чего никто не заметил ине понял. Но такие расследования уже не для меня.

— Вы еще молодой человек, — горячо сказал Славин, — скольковам? Сорок семь или сорок восемь? А вы говорите так, словно вам уже девяносто.Никогда не поверю, что вы стали старым циником, как вы говорите. Извините, чтоя вообще так с вами разговариваю. Но для моего поколения вы стали настоящей легендой.

— И, возможно, поэтому я отказываюсь. Чтобы неразочаровывать таких, как ты…

— Вы не можете меня разочаровать, — возразил Вячеслав, —если бы жив был мой отец… если бы он был жив… как вы думаете, он бы мнеотказал? Он бы отказал вашему сыну? Вы для нас всех были живым символом борьбыза правое дело.

— За правое дело… — горько усмехнулся Дронго. — Тебе некажется, что я для этого не совсем подхожу?

Славин поднялся, чтобы уйти.

— Извините меня, — сказал он на прощание, — я не хотел васобидеть.

— Подожди, — мрачно остановил его Дронго, — сядь и недвигайся. Ты думаешь, что можно так просто прийти ко мне домой, рассказать мнеоб этой истории, напоследок высказать все, что ты думаешь обо мне, и уйти?Неужели ты не понимаешь, что я отказываюсь именно потому, что не хочу тебяразочаровывать? А если выяснится, что этот Тевзадзе действительно виноват? Ивсе твои рассуждения ничего не стоят? И твоя проверка тоже была ошибочной? Чтоты тогда скажешь?

— Что вы правы, — ответил Вячеслав, — я признáю, чтобыл не прав. Но все равно буду защищать этого человека. Вы же знаете, что яобязан его защищать. Это моя профессия.

Дронго усмехнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — не понял Славин.

— Мы коллеги, — объяснил Дронго, — я помню, как наюридическом факультете у меня был педагог, такой странный доцент. Он искреннесчитал, что адвокат, являющийся членом партии, не имеет права защищатьнасильников и убийц. Это противоречит Моральному кодексу строителей коммунизма.Он даже писал об этом во все инстанции, требуя запретить членам партиивыступать в таких процессах.

Славин улыбнулся:

— Неужели правда?

— Да, — кивнул Дронго, — потом мой отец ему долго объяснял,в чем состоит долг адвоката. Но, похоже, доцент так и остался при своем мнении.

— Вы тоже так считаете? Там даже не хотят со мнойразговаривать. Считают, что я защищаю убийцу, который не заслуживает никакогоснисхождения. Они не понимают, как я мог согласиться туда приехать…

— Я тебя понимаю. И, судя по твоим словам, я могу статьтвоим единственным союзником. Будем считать, что ты меня убедил. И знаешь,почему? Потому, что я обязан туда поехать. Хотя бы вместо твоего отца. И дажеесли у меня ничего не получится, то это тоже будет урок. Неплохой урок длятебя, Вячеслав.

— Я знал, — улыбнулся молодой человек, — я был уверен, чтовы согласитесь мне помочь.

— Только не говори так, иначе передумаю, — пригрозил Дронго,— и давай начнем сначала. Расскажешь мне все еще раз. И я подумаю, как можнопомочь твоему подзащитному, прежде чем мы с тобой завтра отправимся в Новгород.

В коридоре, где они ждали следователя, было довольнонеуютно. Из открытой форточки дул холодный пронизывающий ветер. Нигде не былостульев, и им пришлось подождать двадцать минут, пока следователь Савеличев невернулся в свой кабинет. Это был мужчина среднего роста, средних лет и средней,почти бесцветной наружности. Редкие, коротко остриженные волосы, глубокопосаженные глаза, прижатые к черепу уши, упрямый острый подбородок. Немноговздернутый нос, цепочка коричневых усов над верхней губой. Савеличеву шелтридцать девятый год. Он был уже советником юстиции, что приравнивалось кзванию подполковника в милиции. Ни для кого не было секретом, что Савеличев ужедавно мечтал о следующей звездочке и новом повышении. Он был уверен, что вполнеможет работать прокурором в каком-нибудь районе или начальником отдела вобластной прокуратуре. Внутренне он уже давно готов был к новым должностям. Онс нетерпением ожидал нового приказа о своем назначении.

Матвей Константинович Савеличев лично знал убитогополковника Проталина. И с самого первого момента, после того как ему поручили впрокуратуре расследование убийства полковника, он взялся за него снеобыкновенным рвением, хорошо понимая, что это его единственный и, возможно,последний шанс отличиться по-настоящему. Получить новое повышение или должностьпрокурора в одном из районов области. Савеличев работал в прокуратуре ужеполтора десятка лет. Он не верил в разные таинственные исчезновения, загадочныеубийства и невероятные преступления. Он верил фактам, цифрам, документам,экспертным заключениям. Он был реалист и прагматик. Поэтому с первой секундыСавеличев был убежден, что Тевзадзе виноват, и не видел никаких смягчающих винуобстоятельств.

Упорное нежелание подозреваемого признаться в совершенииубийства вызывало у него гнев и ненависть к Тевзадзе. Именно Савеличевраспорядился посадить Тевзадзе к уголовникам. Именно он сделал все, чтобыдожать подозреваемого, превратив его в обвиняемого. И теперь готовился сдаватьуголовное дело на подпись прокурору, чтобы затем передать его в суд. Прокуроробещал поставить свою подпись уже завтра вечером. Савеличев не сомневался, чтоТевзадзе получит пожизненный срок и никогда больше не выйдет из тюрьмы. И дажене потому, что он был виновен в убийстве полковника Проталина. Третья судимостьавтоматически делала из обвиняемого настоящего рецидивиста, которому не быломеста в нормальном обществе.

Именно поэтому он так холодно относился к приехавшему изМосквы молодому адвокату, который пытался каким-то образом помешать завершениюследствия, вносил различные несущественные ходатайства и даже придумал этунесерьезную игру в «детектор». Савеличев не возражал против испытанийподозреваемого, абсолютно убежденный, что виновность Тевзадзе будет доказана инаучным путем. Когда выяснилось, что проверку «детектором» Тевзадзе прошел,Савеличев даже не рассердился. Он был уверен, что именно этот грузин застрелилполковника Проталина. И его не могли смутить результаты непонятной аппаратуры,испытанной в ФСБ. К тому же аппаратура не давала стопроцентной гарантии.Савеличев сразу заявил, что согласно процессуальному кодексу он не обязанпринимать подобные «доказательства», и отказался приобщать к делу данныепроверки Тевзадзе.