Шепот стал бессвязен и неразличим, а потом и вовсе стих.Больная замерла с закрытыми глазами, слабо перебирая простынку крупной красивойрукой. На среднем пальце мерцал перстень – массивная печатка. Об этой печаткеАльбина тоже была наслышана от тетушки. Дескать, перстень красоты и ценностиневиданной, с рельефной платиновой вставкой. Милиция будто бы пыталась снятьего – в целях, так сказать, пущей сохранности личного имущества потерпевшей, –да не удалось. Только если с пальцем – так вросло кольцо. А в нем не меньшетридцати граммов золота!..

Алчный шепоток тети Гали прошелестел в памяти – и утих.

«Девочка со светлыми глазками, – задумалась Альбина, – вбелой шубке… Может быть, у нее была дочка? Надо бы про эту девочку тете Галесказать, пусть бы сообщила следователю. Наверное, это хоть какой-то след…»

Охотничья мысль была прервана легким порывом сквозняка. УАльбины зашевелились на шее легкие прядки, выпавшие из чепчика, а по спинеснова пробежал озноб. Даже не сознавая, что делает, она невесомо отпрянула всторону – в темноту, не тронутую мертвенными рекламными отблесками.

Фигура, стоящая в проеме двери, была неразличимо-темна,однако белизну халата Альбина заметила при слабом освещении из коридора.

Так и есть. Врач притащился.

Альбина уцепилась за спинку кровати, чтобы не сбежатьпанически и не угробить все дело. «В случае чего, скажу, что я из другогоотделения, – решила быстро. – Скажу… скажу, что следователь, который сюда днемприходил, – мой знакомый, сосед, что ли, и он просил приглядеть за этойстранной пациенткой».

Мысль показалась замечательной. Нет, все-таки она себяпатологически недооценивает! Не столь уж она беспомощна и не приспособлена кжизни, как наперебой талдычат матушка с тетушкой!.. Только вот вопрос: первойпоздороваться с доктором и начать объясняться или подождать взрыва егоизумления?

Нет. Не стоит суетиться. Тем более, что он, кажется, и незамечает Альбину в ее укромном уголке за кроватью. И вообще доктор вроде бы нерасположен к длительному осмотру. Может быть, он сейчас повернется – и…

Не повернулся, увы. Но и не сделал шага в палату. Стоял напороге, пытаясь проникнуть взглядом сквозь синеватую полутьму.

Задремавшую больную, похоже, обеспокоил свет из коридора.Она приподнялась, опираясь на левую руку:

– Сестра? Сестра? Это вы? Пить мне дайте.

Альбина подавила милосердный порыв. Сейчас, сейчас. Воттолько закроется за доктором дверь.

– Эй, кто там? – В голосе раненой зазвучал испуг. – Вамчего? Вы доктор, что ли? Ну так дайте попить.

Человек, стоявший в дверях, вошел в палату.

– Дашенька… – шепнул он чуть слышно, и Альбинапочувствовала, как защемило вдруг сердце.

Кто такая эта Дашенька, чье имя он произносит с такойболью?.. А, вон что. Доктор перепутал ее с какой-то другой медсестрой.

«Я не Дашенька», – чуть было не заявила она, но онемела,услышав мучительный стон раненой.

Странная женщина уронила на подушку голову и забила попостели здоровой рукой. Игла капельницы вырвалась из-под полоски пластыря, нобольная этого даже не заметила. Тело выгнулось дугой, с губ срывалисьбессвязные, хриплые звуки:

– Ты… ты пришел! Нет, нет, не надо больше! Отпусти, я не…Отпусти!

Альбина едва узнала голос раненой, так сдавил его страх.

– Тише, тш-ш! – успокаивающе шепнул доктор. – Я пришел затобой. Пора домой возвращаться. Домой, понимаешь?

– Нет, нет! – Стриженая голова мучительно заметалась поподушке. – Больше не надо, не трогай меня!

– Вставай, вставай! – настойчиво шептал доктор. – Пора идти…

Раненая начала приподниматься, жалобно постанывая ипоохивая.

– Нет, не хочу, не хочу! – слабо бормотала она, однакопослушно спустила на пол босые ноги – и вдруг резко повернулась к Альбине,застывшей в полутьме так неподвижно, что она и сама, чудилось, забыла о своемсуществовании. – Сестра, сестра! Не отпускай меня! Спаси!

Альбину залило холодным потом от головы до пят.

Доктор угрожающе набычился, вглядываясь в нее, – и вдруг,вздрогнув, вскинул голову, замер, вслушиваясь в торопливые шаги, доносившиесяиз коридора.

На миг Альбина увидела его четкий профиль, словно быначерченный в ночи раскаленным лезвием: нахмуренный лоб с упавшей на негосветлой прядкой, хищный нос, твердые губы. Нервно дернулась щека, и докторприжал угол рта пальцем.

«У него тик, – подумала Альбина. – Нервный тик».

– Иду, иду, иду! – послышалось сладенькое пение тети Гали, иАльбина едва не рухнула, где стояла, – такое вдруг навалилось облегчение. – А ятолько на минуточку отвлеклась, список утренней раздачи лекарств проверить.Иду, Иван Палыч, вы не беспокойтесь, это я племяшку свою просто на всякийслучай вызвала, присмотреть за раненой… Ой, это не Иван Палыч? Доктор,извините! Вы кто? Вы кто? Из какого отделения?

Незнакомец резко обернулся к палате.

– Я еще приду, – достиг слуха Альбины его напряженный шепот.– А теперь – спать. Слышишь? Спать!..

Послышался тяжелый скрип кровати. Альбина увидела, какраненая тяжело, боком, рухнула на подушку. Дыхание тяжело вырывалось из груди.Она и правда уснула!

Альбина перевела взгляд на дверь – и вздрогнула.

Никого! Странный доктор исчез!

Альбина покрепче сцепила зубы, чтобы подавить дрожь. В ушахвсе еще звучал этот шепот: «Дашенька…» – и сдавленный хрип раненой. Вотстранно: незнакомец назвал больную таким хорошим, ласковым именем, звал ее домой,а она так испугалась.

– Алька, ты здесь? – Тетушка, подслеповато щурясь, заглянулав палату. – Алька!

– Здесь я, здесь, – Альбина шагнула вперед, как всегдараздраженная этой собачьей кличкой, которая не сходила с теткиного языка. Приэтом Галина Яковлевна натурально на стенку лезла, если кто-то называл ееГалькой. – Тише, не шуми. Всех перебудишь.

– Кто это был, а? – Тетя Галя закрыла за собой дверь изажгла ночничок.

Альбина перевела дыхание. Только сейчас она поняла, какдавила, как угнетала эта синюшная мгла! Устало пожала плечами:

– Откуда мне знать? Доктор какой-то.