Этнографические данные, собранные о жизни народов, населявших Северную и Южную Америку, также говорят о том, что представления о загробном мире развивались постепенно и долгое время носили смутный, неопределенный характер. Так, архипелаг Огненной Земли населен тремя отдельными племенами: яганами на юге, алакалуфами на западе и óна на востоке. Первые два проводят бóльшую часть своей жизни на воде, поэтому их называют «индейцами, плавающими в каноэ». Óна не знали каноэ и были известны под именем «пеших индейцев». К моменту прихода белых у огнеземельцев не было даже зачатков земледелия, они не знали прирученных животных, кроме собаки, не делали сезонных запасов пищи, не употребляли соли. Наиболее распространенным охотничьим оружием у óна был лук со стрелами, алакалуфы и яганы употребляли дротики и гарпуны.

Представления различных племен Огненной Земли о загробной жизни, по данным этнографов, имели и общие черты, и свою специфику. Так, алакалуфы считали, что праведные после смерти идут в очень красивый лес, где едят до пресыщения то, что любили при жизни: рыбу, моллюсков, тюленей, птиц и т. д. Грешники же погружаются в водную пучину, из которой не могут выбраться.[11]

Данные о представлениях яганов о загробном мире очень противоречивы. Есть свидетельства о том, что у них отсутствовала какая-либо вера в загробную жизнь и не сформировалась еще идея посмертного воздаяния. Есть и прямо противоположные сведения, говорящие о том, что яганы верили в пребывание души близ могилы или в ее странствие по лесам и горам. Души умерших, согласно этим данным, счастливы или несчастливы в зависимости от поведения человека при жизни. Мертвые преступники, по верованиям яганов, преследуют живых людей.

Члены племени рассказывали исследователям о том, что, согласно их верованиям, тени умерших бродят по лесам. Покойники знают, что происходит на земле, но, за исключением душ умерших знахарей, не вмешиваются в земные дела. Под влиянием миссионеров, отмечают этнографы, у óна сложились представления о том, что будущая жизнь является счастливой или несчастной в зависимости от поведения на земле.[12]

Своеобразны были представления о загробной жизни и у других индейских племен Америки. Эти воззрения были достаточно разнообразными, но в целом они подтверждают высказанную нами точку зрения о том, что представления о загробной жизни в мифологических верованиях первобытного общества смутны, неопределенны, неодинаковы даже у членов одного и того же племени и в своем развитии проходили различные стадии.

Обширный этнографический материал убедительно свидетельствует о том, что представления о загробном мире не изначальны, как утверждают богословы, что они появляются на достаточно сложных стадиях развития общества и проходят с определенной закономерностью конкретные фазы своего развития. Мы видели, что на самых ранних ступенях первобытнообщинного строя в мифологии древних людей вообще отсутствовали какие-либо представления о загробном мире, не было даже верований в духов и душу. Затем, по мере усложнения общественных отношений, накопления социального опыта древних людей, появляются представления о душе — «двойнике» человека, обладающем способностью покидать тело во сне или после смерти. Однако посмертное существование души мыслится еще очень смутно и как кратковременное. Наконец, уже на сравнительно поздних стадиях развития первобытнообщинного строя складываются первые представления о загробном мире.

Однако эти представления очень сильно отличаются от учений буддийских, христианских, мусульманских богословов о рае и аде. Загробный мир первобытных людей мыслится по примеру земного. Различие только в том, что климат там мягче, охота богаче, растения приносят много плодов и съедобных кореньев. Души умерших ведут себя в этом загробном мире точно так же, как и в своей земной жизни, с той лишь разницей, что меньше трудятся.

Ф. Энгельс писал: «Уже с того весьма отдаленного времени, когда люди, еще не имея никакого понятия о строении своего тела и не умея объяснить сновидений, пришли к тому представлению, что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти, — уже с этого времени они должны были задумываться об отношении этой души к внешнему миру. Если она в момент смерти отделяется от тела и продолжает жить, то нет никакого повода придумывать для нее еще какую-то особую смерть. Так возникло представление о ее бессмертии, которое на той ступени развития казалось отнюдь не утешением, а неотвратимой судьбой и довольно часто, например у греков, считалось подлинным несчастьем»[13].

Этнографический материал, рассмотренный нами в этой главе, полностью подтверждает вывод Ф. Энгельса, важный для научного понимания развития представлений о загробном мире. Мы видели, что для выработки взглядов о бессмертии души понадобилось довольно значительное время. Мифология древнего общества прошла долгий путь от смутных представлений к развернутой картине загробного мира.

Этнографический материал подтверждает и другой важный вывод Ф. Энгельса о том, что «не религиозная потребность в утешении приводила всюду к скучному вымыслу о личном бессмертии, а то простое обстоятельство, что, раз признав существование души, люди в силу всеобщей ограниченности никак не могли объяснить себе, куда же девается она после смерти тела»[14].

Итак, загробный мир первобытной мифологии не знал рая и ада, идеи посмертного воздаяния, вечных мучений для грешников и наслаждения райской жизнью для праведников. В этом нет ничего удивительного, так как мифологические воззрения отражали определенную стадию развития первобытного общества, его социальных отношений, общественной практики древних людей. В ту пору у наших далеких предков не было социального неравенства, они обладали равными правами, сообща охотились, собирали съедобные коренья и плоды, мотыгами или заостренными палками обрабатывали небольшие клочки земли, сообща владели всем произведенным, сообща веселились во время общих праздников. Поэтому и в загробной жизни души умерших сообща охотились, насыщались съедобными плодами в лесах, ловили рыбу, сообща пели и танцевали.

Если даже и появлялись какие-то представления о неравенстве в загробном мире, то и они отражали те или иные черты реальной, земной жизни. Так недоверчивое, а подчас враждебное отношение к членам других племен в конце концов привело к тому, что их души, покинувшие тело после смерти, стали считаться злыми духами, способными принести несчастье. Этих духов боялись и, пожалуй, почитали даже больше, нежели добрых духов, в которых превращались души умерших сородичей.

Мы видели, что от первых смутных воззрений о «двойнике» человека, о душе, до более или менее упорядоченных представлений о загробной жизни лежала, как говорится, «дистанция огромного размера». Точно так же потребовалось много времени, чтобы