Так думала пассажирка «Ликорна», а пассажир был еще оченьдалек от того, чтобы прекратить буравить тело Эммануэль. Ей, может быть, иинтересно было знать, сколько же времени он уже соединен с нею, но никакогоориентира нельзя было отыскать: время остановилось.

Она сдерживала себя и отдаляла наступление оргазма. Этополучалось у нее легко: почти с детства научилась она продлевать наслаждениеожидания, гораздо выше, чем сладкие судороги, ценила она нарастающеесладострастие, высшее напряжение бытия, которым умело управляли ее легкиепальцы, порхавшие с легкостью смычка по упругому, как струна, бугру у входа втрепещущую расщелину, отвечая отказом на безмолвные вопли плоти, пока, наконец,она не разрешала себе финал, чтобы биться в страшных, подобно конвульсиямсмерти, конвульсиях страсти.

Но после такой смерти Эммануэль воскресла, готовая вновь ивновь испытывать ее.

Она взглянула на детей. Их лица утратили всю своювысокомерную напыщенность. Они стали человеческими существами. Неухмыляющимися, не возбужденными, а внимательными и даже почтительными.Мгновенно пронеслась в ее сознании мысль об этих детях: она попыталасьвообразить, что происходит сейчас в их голове, пыталась представить себе ихсмятение при виде того, чему они стали свидетелями, но она была слишкомпоглощена, захвачена блаженством, чтобы связно думать о чем-либо.

Дыхание участилось, обнимавшие ее руки напряглись, поразбуханию и пульсации пронзавшего ее инструмента она поняла, что вулкан близокк извержению. И всякой ее сдержанности пришел конец. Струя ударила ее, словнохлыстом, и погнала пароксизмы наслаждения. Все время, пока он изливался,мужчина держался в самой глубине, чуть ли не у горлышка сосуда жизни, и дажесреди самых сильных судорог у Эммануэль хватило воображения увидеть, как жадно,подобно раскрытому рту, впивает сейчас ее сосуд эти белые густые струи.

Но вот все кончилось, и Эммануэль застыла неподвижно,наслаждаясь теперь каждой подробностью бытия: мягкостью ложа и покрывала, уютомполумрака и тихой, крадущейся походкой наступающего сна.

Лайнер шел по ночи, как по мосту, не видя под собой нипустынь Ирана, ни устьев рек, ни заливов, ни рисовых полей Индии. КогдаЭммануэль открыла глаза, невидимый для нее рассвет поднимался над цепьюБирманских островов, но в кабине по-прежнему тускло светил ночник и нельзя былоопределить ни места действия, ни времени.

Белое покрывало сползло на пол, и Эммануэль лежала нагишом,свернувшись, как ребенок, калачиком. Ее победитель безмятежно спал рядом.

Пробуждение было медленным, сознание постепенно возвращалоськ ней. Она повернулась на спину, рука опустилась на пол, нашаривая упавшеепокрывало. И вдруг Эммануэль замерла: в проходе стоял мужчина и разглядывал ее.Снизу он казался гигантской статуей и – тут же отметила Эммануэль – оченькрасивой статуей. И красота эта помогла молодой женщине забыть о своей несовсем приличной наготе: разве можно стесняться античных изваяний? Такой шедеврне может быть живым существом. Ей вспомнились стихи (конечно, не греческие, ноо Греции): «Божество разрушенного храма…» Она увидела въявь примулы, желтуютраву у ног бога, плющ, оплетающий постамент, ветер, перебирающий завиткиовечьей шерсти на плечах бога. Взгляд Эммануэль отметил прямизну носа,остановился на резко очерченном рте, на мраморе подбородка. Продолжаяисследование, она увидела белые фланелевые брюки и огромную выпуклость под нимикак раз на уровне своего лица.

Призрак наклонился, поднял с пола юбку и пуловер. К ним впридачу чулки, пояс, туфли. Затем он выпрямился и сказал:

– Пошли.

Путешественница села на ложе, коснулась ступнями шерстиковра и приняла протянутую ей руку. Одним резким движением поднятая с места,она двинулась вперед, нагая, словно высота и ночь переменили все обычаи мира.

Они вошли в ту самую туалетную комнату, где совсем недавноЭммануэль так волновали прелести стюардессы. Незнакомец, прислонившись спиной кобитой кожей стене, повернул Эммануэль к себе лицом. Она чуть не вскрикнула,увидев нечто вроде змеи Геркулеса, вставшую перед нею среди рыжелистной чащи нахвост. Эммануэль была ростом гораздо ниже мужчины, и трехглавое чудище уперлосьей прямо в грудь.

Мужчина легко поднял Эммануэль за талию, и она почти упалаему на грудь. Молодая женщина сцепила пальцы на его затылке и широко распахнуланоги – так легче было проникнуть в нее. Слезы полились по ее щекам – стольмощно раздирала ее лоно сказочная змея, несмотря на всю осторожность своегохозяина. Эммануэль корчилась, царапалась, хрипела, бормотала что-то невнятное.И когда он, наконец, вышел из нее, она все еще не могла от него оторваться. Онане заметила, как ее бережно поставили на пол, и только тихий голос привел ее вчувство:

– Тебе было хорошо? – услышала она вопрос. Эммануэль припалащекой к своему божеству. Она ощущала, как внутри нее движется его семя.

– Я вас люблю, – пробормотала она. – Хотите меня еще раз?

– Непременно, – ответил он. – Я сейчас вернусь…

Он наклонился и запечатлел на ее лбу столь целомудренныйпоцелуй, что она не нашлась что ответить. И, прежде чем поняла, что он уходит,она осталась одна.

Размеренно, не спеша, словно совершая какой-то торжественныйцеремониал, она направляла на себя струю душа, намыливалась, смывала мыло,вытиралась ароматизированным полотенцем, опрыскивала из пульверизатора затылок,шею, подмышки, волосы лобка, расчесывала шевелюру. Ее образ троился в огромныхзеркалах, украшавших комнату. Кажется, она никогда не была такой свежей и такойнаполненной жизнью. Незнакомец должен вернуться. Ведь он обещал.

Она все еще ждала, когда радио объявило, что приближаетсяБангкок. Разочарованная, вернулась она к своему креслу, которому чья-тозаботливая рука уже придала сидячее положение. Сняла с полки сумку, положилажакет на колени. Ее сосед, на которого она взглянула мимоходом, удивленноподнял брови: «But aren't you going on to Tokio?».

Такой английский Эммануэль поняла, она отрицательно мотнулаголовой. Разочарование выразилось на лице вопрошавшего, он спросил еще что-то.На этот раз Эммануэль не поняла вопроса, да и не хотела его понимать.Выпрямившись в кресле, она смотрела в пространство. Сосед вынул блокнот,протянул его Эммануэль. Конечно, он хочет получить ее адрес, он хочет еще развстретиться с нею. Но она так же решительно качнула головой. Она спрашиваласебя, увидит ли опять так стремительно исчезнувшего незнакомца, этого бога, илиже он летит дальше, в Японию. Неужели он не скажет ей даже «прощай»!

Она искала его среди пассажиров, спускавшихся по трапу,собиравшихся группами под крыльями самолета, в зале аэропорта. Но не былоникого, кто мог сколько-нибудь походить на него ростом и ярко-рыжими волосами.Стюардесса прощально улыбнулась ей, она не ответила. Кто-то отодвинул барьер,показав пропуск, и позвал: «Эммануэль!..» Она шагнула вперед и с радостнымкриком упала в объятия своего мужа.