– Вчера, в бассейне. Ты разве забыла, что ты сказала, чтоникогда не спала ни с одним мужчиной, кроме своего мужа.

Эммануэль задумалась едва ли на долю секунды, но этогохватило, чтобы встревожить Мари-Анж. Она привстала на коленях и вперила вЭммануэль недоверчивый взгляд.

– Ни слова правды нет в том, что ты говоришь, –провозгласила она тоном обвинителя. – Стоит только посмотреть на твое лицо.

Эммануэль довольно неумело постаралась спрятать своесмущение.

– Начнем с того, что ничего такого я не говорила…

– Как! Разве ты не сказала Ариане, что ты никогда необманывала мужа, не изменяла ему? Вот об этом я тебе и говорю. Потому что ятебе не поверила. К счастью!

Эммануэль ответила ей в тон, как адвокат отвечаетнаседающему на подзащитного прокурору:

– Нет, ты ошибаешься. И я повторю, что я говорила совсем нето, что тебе кажется. Я всего-навсего сказала, что я была верной Жану всевремя, пока была в Париже. Вот и все.

– Ну вот, а я что говорю!

Мари-Анж пытливо всматривалась в лицо Эммануэль, но тасмотрела на нее так обескураживающе правдиво! Однако недоверие Мари-Анж неисчезло. Девочка переменила тактику. В ее голосе послышалось лукавство:

– Знаешь, я спрашиваю себя: почему же ты оставалась верной.И вот я поняла – это ты себя за что-то наказала.

– Ничего подобного! Просто мне никто не был нужен.

Мари-Анж немного помолчала.

– Значит, если бы тебе кто-нибудь понравился, ты бы отдаласьему?

– Ну, разумеется.

– А как это можно доказать? – теперь Мари-Анж говорила, какобиженный ребенок.

– А я так и поступила!

Мари-Анж как током ударило. Она подалась вперед:

– Вот видишь, – сказала она торжествуя. – А ты пыталась меняуверить, что не делала этого!

– Я не делала этого в Париже, – терпеливо объяснилаЭммануэль. – Я сделала это в самолете. В самолете, которым летела сюда. Тыпоняла наконец?

– А с кем? – оживилась Мари-Анж.

– С двумя мужчинами, которых я никогда не знала раньше. Ядаже не знаю, как их зовут.

Если она думала удивить Мари-Анж, то ей пришлосьразочароваться. Та продолжала деловито выяснять подробности:

– Они все получили от тебя?

– Да!

– А сначала они поиграли с тобой?

– Да!

– А они вошли в тебя глубоко?

– О да! Очень глубоко!

Эммануэль инстинктивно прижала ладонь к низу живота.

– Поласкай себя, пока будешь рассказывать, – распорядиласьМари-Анж.

Эммануэль отрицательно покачала головой. На лице еепоявилось выражение какого-то безразличия, апатии. Мари-Анж всматривалась в неенастороженно.

И Эммануэль подчинилась. Она начала рассказывать, сначалачерез силу, скрепя сердце, но постепенно оживилась, вспоминая свое приключение,и старалась не пропустить ни одной детали. Она остановилась, рассказав, как еепохитила греческая статуя. Мари-Анж слушала ее с видом внимательной ученицы, новсе же время от времени как-то ерзала, словно стремясь найти место поудобнее.

– Ты рассказала об этом Жану? – спросила она.

– Нет.

– Ты видела потом этих мужчин?

– Нет.

На этом вопросы Мари-Анж как будто иссякли. Захотелось чаю.На зов Эммануэль явилась служанка – прямой стан, черные волосы с цветком вприческе, пестрый саронг – подлинная мечта Гогена. Обе собеседницы немногоприоделись: Эммануэль влезла в свои шорты, Мари-Анж натянула трусики. Пестраяюбка по-прежнему лежала в кресле. Потом, вняв настойчивым просьбам Мари-Анж,Эммануэль принесла все свои голые фотографии. И тогда вопросы возобновились:

– Послушай, а ты мне ничего не говорила о том, что у тебябыло с этим фотографом.

– А ничего, – призналась Эммануэль. – Он ко мне даже неприкоснулся, – добавила она с легкой досадой. – Впрочем, нечего было надеяться.Он – педик.

Мари-Анж сделала скептическую гримаску, потом приняласьрассуждать:

– Я считаю, что художник, прежде чем писать портрет, долженполюбить свою модель или позаниматься с нею любовью. Что за бред позироватьтому, кто не интересуется женщинами!

– Я тут ни при чем, – Эммануэль уже немного устала отрасспросов. – Он сам предложил мне снять меня. Я тебе говорила, он былприятелем Жана.

Мари-Анж взмахом руки словно отогнала прошлое:

– Теперь надо постараться, чтобы тебя изобразил кто-нибудьнастоящий. Не ждать же, пока ты состаришься.

Образ этого «настоящего», о котором так серьезно говориладевочка, и неминуемая близость собственной старости рассмешили Эммануэль:

– Я не люблю позировать даже для фотографов, а ты думаешь оживописце!

– А с тех пор как ты здесь, у тебя ничего не было смужчинами?

Эммануэль возмутилась:

– Ты с ума сошла!

Мари-Анж озабоченно нахмурилась:

– Надо, чтобы ты поскорее нашла любовника.

– Это так необходимо? – усмехнулась Эммануэль. Но девочкавовсе не собиралась шутить. С серьезным видом она пожала плечами:

– Ты странная, Эммануэль.

Помолчала и снова спросила:

– Ты же не собираешься провести всю свою жизнь старой девой?

И повторила:

– Нет, ты очень странная.

– Но, – удивилась Эммануэль, – я же не старая дева. У меняесть муж.

На этот раз Мари-Анж ограничилась только холодным взглядом.Аргумент показался ей таким нелепым, что дискутировать дальше ей явно нехотелось. Наступило молчание. И Эммануэль пожалела о прежней атмосфере:

– А может, ты снова снимешь штанишки, Мари-Анж?

Девчонка встряхнула косами:

– Нет, мне пора.

Она встала.

– Ты проводишь меня?

– Ты так спешишь, – недовольно протянула Эммануэль, но ейбыло уже ясно, что своего решения Мари-Анж не переменит.