быть глаза! Наверняка же ты всю жизнь только и делал, что глазами занимался! Ты ж у нас настоящий эксперт по глазам! Никто в целом свете про глаза ничего не знает – один ты! Да люди со всего мира съезжаются, чтобы только спросить тебя про глаза! Ну, вперед!!! Уж ты-то наверняка враз все сделаешь как надо, с твоим-то опытом!

По окончании речи голова полетела в Грома – тот поймал и еще минуту-две поковырялся с ней. Голубой глаз уставился в потолок, как бы отчаянно моля о помощи. Красный алчно вперился в пол, словно у убийцы, злорадствующего над жертвой.

Все отошли на шаг и еще раз критически осмотрели работу.

– Ну… – сказала Брайди.

– У него, ежели кто не заметил, до сих пор тела нет, – вмешался Бенни. – Давай, насади ее на палку – все равно не будет нормально смотреться, пока лежит тут, как… ну, как отдельная голова.

Гром и Брайди некоторое время мудрили с головой, но в результате та прочно и надежно утвердилась на палке от метлы.

– Вот! – сказал Бенни.

– Уже лучше! – сказала Брайди.

– Ва! – сказал Акуленыш Боб.

Все посмотрели на него, но продолжения не последовало.

Банда с удовлетворением кивнула: это был настоящий шедевр. Гром очень аккуратно написал табличку – все слова правильно, без единой ошибки! – и прицепил ее к пиджаку наподобие медали.

– Это вот что за последнее слово? – недоверчиво прищурилась Брайди.

– Это значит «благодетель человечества», – объяснил Гром. – Я его в словаре нашел. Оно настоящее, я не выдумал.

– Ну, что ж, – подытожил Бенни, – время доставить нашего клиента в музей.

Об этом этапе операции они до сих пор толком не думали. Как-то само собой разумелось, что они… ну, вроде как войдут, установят воскового Диппи на самое козырное место и… и выйдут. Никто их при этом, конечно, не заметит.

Но тут компания поняла, что так просто все не получится.

Чем ближе они подходили к музею, тем явственней становилась догадка, что все будет совсем не просто. Во-первых, войти внутрь стоило денег, а остатков Бенниного шиллинга хватало только на двоих.

– Это должны быть мы с Брайди, – не терпящим возражений тоном заявил Бенни. – Акуленыш слишком маленький, а Гром – слишком неуклюжий.

Это была правда, Гром и сам знал. Они с Акуленышем послушно остались на тротуаре напротив музея.

На улице быстро темнело. Уже зажигались первые фонари. По бокам от «Восковых фигур» сияли магазинные витрины, ломясь от фарфоровых тарелок и скобяных изделий с одной стороны, алых и зеленых аптечных флаконов и таблеточных ящичков из красного дерева с другой. В самой витрине музея благоразумно красовался плакат, едва видный в лившемся на него зловещем тусклом свете: естественно, хозяин заведения, профессор Дюпон, был слишком хитер, чтобы ставить туда настоящую восковую фигуру – не хватало еще, чтобы публика глазела на нее забесплатно!

Бенни и Брайди пересекли дорогу, уворачиваясь от телег и омнибусов, и взбежали по ступенькам ко входу. Куклу они несли между собой с совершенно небрежным, даже будничным видом – нормальная картина, само собой разумеющаяся; такое каждый день увидишь… Даже странно, что никто в округе кукол больше с собой не носит.

Вверху крыльца имелась дверь, а в двери – небольшое окошечко, где нужно было уплатить мрачной особе в черном свои законные три пенни. Билетики каждый день были нового цвета, специально на тот случай, если кое-кто решит сегодня сходить еще разок, по вчерашнему.

Парочка вальяжно прошла внутрь. Ботинки дяди Майка простучали по ступенькам; за ними едва не увязалась любознательная псина, которую в команду явно никто не звал.

Прошла секунда, может две.

Внезапно Бенни и Брайди спешно покинули музей. На самом деле они сделали это прямо-таки бегом и лишь через несколько шагов остановились, развернулись и гордо расправили плечи, готовые к битве… – но тут их стремительно (и практически кувырком) нагнал Диппи. Брайди ловко поймала его на лету и подняла повыше, так как вокруг ее ног уже в полном восторге плясала указанная псина. Бенни тем временем негодующе грозил кулаком профессору, который показался на пороге, окинул всю троицу презрительным взглядом и громко хлопнул дверью.

Вся эта сцена разыгралась так быстро, что Гром с Акуленышем и рта раскрыть не успели.

– Ха! – с беспримерной издевкой воскликнул Бенни. – Сдается мне, этот человек просто не хочет, чтобы его чертово заведение стало по-настоящему успешным! Ему подавай старых скучных королей да королев, как у всех! Клянусь, он нам просто завидует!

Торчать там и дальше смысла не было. Вокруг уже собирались зеваки, отпуская несмешные колкости насчет чучел и Гая Фокса. К тому же к первой собаке присоединились две или три новых, кажется, поспоривших, кто первым прикончит этого странного соломенного человека. В общем, банда, чернее тучи, двинула обратно на конюшню, а оттуда разбрелась по домам.

Гром ушел последним. Он был сыт по горло. Нефтяной воск принадлежал ему, а Бенни его бесстыдно реквизировал делать голову; сама идея с фигурой тоже принадлежала ему, а он, видите ли, слишком неуклюжий, чтобы нести ее в музей… Все сегодня шло как-то не так. Мутный холодный свет, сочившийся сквозь закопченное потолочное окно, тоже веселья не добавлял – а уж чертова кукла, уныло подпиравшая стену, и подавно!

Теперь, разглядев ее во всех подробностях, Гром подумал, что, пожалуй, в жизни не видел такого кошмара.

Брезгливо передернув плечами, он закрыл за собой люк и слез по лесенке вниз, к лошадям. Увернулся от зубов старика Джаспера и тут заметил конюшенную суку, Джезабель. Повизгивая, она скребла лапой нижнюю ступеньку лестницы.

– Джез, ты чего? – спросил он.

Та с подозрительным пылом облизала ему руки (хотя и без того всегда была приветлива) и почему-то скорбно завыла.

Гром спешил домой сквозь сгущающиеся сумерки, на всякий случай поглядывая по сторонам на предмет лично Громилы Уоткинса и всей банды из Нижнего Марша в целом. Пробегая мимо рынка, он услышал, как мистер Ионидес, зеленщик, кричит на растерянного покупателя:

– А ну, убирайся отсюда! Суй свои фальшивые деньги кому-нибудь еще!

Ага, еще липовые пенсы, подумал Гром.

В тот же миг откуда ни возьмись и без малейшего предупреждения в голове у него сверкнула новая идея. А что если… Нет, такое даже словами сказать неудобно. Но идея прочно засела и отказывалась уходить. Что если… это его собственный па делает фальшивые деньги?!

Вот, облек мысль в слова и думать сразу стало как-то легче… хотя от нее Грому сразу сделалось тяжело и жарко, как в