— Все сказала? — пытаюсь прервать словесный водопад, но тщетно.

Мама вошла в азарт и, святые помидоры, пошлите мне грамм терпения!

— Ты замуж хочешь? — риторический вопрос, но я отвечаю: «Нет!». — А придется! София, я свою ягодку растила целых двадцать семь лет не для того, чтобы она была одинокой женщиной с тридцатью тремя кошками.

— Ма-ма!

— Цыц, моя радость! — шикает мама. — Слушай свою маму внимательно и помолчи хоть одну минуту.

— Да я это… — мама устремляет строгий взгляд в мою сторону, и я надуваю щеки как хомяк, мол, все — могила, молчу, набрав в рот воды.

— Значит, так, — громкий вздох. — Квартиру убрать. Постель поменять, — тянется рукой к простыне, отодвигает ее в сторону и, япона ж бабушка, там… Серебристый квадратик фольги.

Немая сцена без слов. Я молчу, мама — тоже, а в коридоре чихает этот гад, чтоб его обложили налогами со всех сторон!

— Это кто? — спрашивает мама, еле шевеля губами.

— Сосед!

— Какой?

Устремляю взгляд в потолок.

— Сверху, — вру, не краснея.

Мама что-то подозревает, а я молюсь египетской силе, чтобы Орлов закрыл свой рот и перестал палиться.

— Подожди-подожди! — мама поднимает руку вверх, приказывая молчать, а потом идет в коридор.

Следую по пятам мамы, рисуя в голове дурацкие оправдания, мол, Кирилл зашел по работе, а у меня неожиданно сломался кран в умывальнике и я попросила его починить. Поэтому он обнаженный по пояс, а я… Я вообще недавно проснулась. Такое могло ведь произойти у нормальных людей?

Штирлиц из мамы весьма неплохой, но Орлов — реально козляра, с партизанами вообще рядом не стоял! Сам открывает дверь и выходит из ванной комнаты с такой широкой улыбкой на лице, будто действительно рад видеть мою маму.

Кино и немцы — теща и зять, горячо любящие друг друга. И пофиг, что они бывшие, главное, смотрят друг на друга вон как!

— Здравствуйте, — тянет Кирилл, а я показываю ему кулак, мол, попал ты, Кирюша, по самое не хочу!

— Кирилл Витальевич, — сухой официальный тон — это мама умеет, по крайней мере, всегда так делает, когда хочет заткнуть за пояс собеседника.

— Как я рад вас видеть.

— А я не очень. Позвольте узнать, а что вы здесь забыли, господин Орлов?

Блин, мама, ну серьезно? Ты же видела серебристый квадратик на постели, между прочим, открытый. Ну, зачем эти прелюдии?!

Пока я пытаюсь собрать себя по частям, Орлов делает марш-бросок в мою сторону, хватает за запястье, тянет на себя и кладет свою лапу на мое бедро. Мама хлопает глазами, я — тоже.

Орлов, ты же не собираешься…

— Мы с вашей дочерью, — произносит Кирилл, а молюсь про себя, чтобы он закрыл свой разговорчивый рот, а лучше вообще испарился, стал воздух перед глазами моей матери. — Встречаемся.

— Он врет, — качаю головой.

— Не вру, — возражает Орлов.

Ну, е мое, чванливый мудак ты, Кирилл!

— София, — строго чеканит мама, сверля взглядом мои трясущиеся руки. — Угости маму чаем!

Выдыхаю. Спасибо, мамочка, что не устроила разборки здесь и сейчас. Конечно же, когда уйдет Орлов, мне предстоит выслушать трехтомник родительских нравоучений и, в принципе, я заслужила их, но… Как объяснить маме, что сама не понимаю как Кирилл оказался в моей постели?! Опять.

Мамочка, спасибо боженьке за эту умную женщину, уходит в кухню, оставив нас с Орловым посреди коридора. Я отскакиваю от бывшего, будто мячик для пинг-понга.

— Ты совсем нюх потерял, Орлище? Какого фига ты тут моей маме наплел?

— Тише, мартышечка, не заводись, — ухмыляется. — Ты же взрослая девочка, к тому же я — не первый встречный. Что здесь такого?!

— Издеваешься?

— Нет, — качает головой на полном серьезе.

— Да любой первый встречный был бы лучше тебя! Ты же… Ты…

Из меня хлещет желчь. Хочется наговорить гадостей, но Орлов так умеет смотреть, что я прикусываю свой язык и просто толкаю девяносто килограмм настоящих мышц к выходу. Открываю дверь нараспашку.

— Выметайся, Казанова недоделанный!

— Сонь, остановись.

— Да пошел ты… Я же тебя, как человека, просила посидеть в ванной, пока мама не уйдет.

С психом захлопываю дверь. И пофиг, что прямо перед носом этого почти двухметрового орангутанга, а еще больше пофиг, что обнаженного по пояс, без обуви и портмоне. Пусть проваливает к чертям!

Не успеваю отдышаться, как раздается стук в дверь, а затем:

— Сонь, будь человеком, отдай мои вещи, — низким голосом едва не поет.

— Обломишься! Я тебя предупреждала, без шуток!

— Сонь, ну ты же нормальная, — произносит ласково, а потом бубнит: — временами.

— Что? — тянусь к замку, чтобы его открыть и высказать бывшему мужу все, что я о нем думаю, но на плечо ложится чужая рука, и я подпрыгиваю на месте, не ожидая.

— София, отдай этому убогому его барахло и выгони вон из своей жизни! Не делайте для соседей бесплатный театр! — говорит за моей спиной мама.

— Ну… И что это было? — мама впивается в меня пронзительным взглядом, заставляя краснеть как нашкодившего ребенка.

— Ты же видела, мам. Я его выгнала.

Топаю в кухню. Набираю в чайник воду и ставлю на газовую плиту. Распахиваю дверцу холодильника. Молоко, квас и банка с консервированными помидорами. Беру в в руки банку и подношу ко рту. Здоровья рукам моей бабушке — вкусно-то как и похмелье не такое гадкое!

— София, почему ты до сих пор спишь с этим козлярой? В нашем городе у других мужиков целибат?

Закатываю глаза. Выдыхаю.

П-ф-ф, египетские фараоны, началось!

— Только ради здоровья, ма. Ну… блин. Мама, не заставляй объяснять, для чего одинокой женщине нужен мужик.

— Для здоровья можно заказать и «розового друга» на Алиэкспресс! Сейчас всякие есть: на любой вкус, цвет и кошелек.

— Чего? — улыбаюсь. Не могу поверить. Мама предлагает мне… — Ма, ну ты и…

— Твоя мама знает, что говорит! Да любой «розовый друг» будет лучше твоего Орлова! По крайне мере, он тебя никогда не предаст и не разобьет сердце. Напомнить, что с тобой было, когда в Орлове заиграла его гулящая сущность?

Я прикладываю ко лбу ладонь.

— Не надо. Не напоминай.

— А я-таки сделаю это, София. Разобью твои розовые очки стеклами внутрь, как в песне Бузовой. Орлов — полигамный мужчина. Такова его истинная природа. Одной женщины ему мало, подавайте побольше и одновременно!