Звонкими хлопками взорвались лампочки под потолком. Мощный разряд тока дугой изогнул тело Фостера, разорвал ему ладонь и ушел в пол. Ник откатился в сторону, мотнул головой, посмотрел на Ральфа невидящим взглядом. Встряхнул ладонь, весело улыбнулся, и Ральф не выдержал, рассмеялся в ответ, постанывая от боли. Сел, спиной опираясь о чей-то мятый железный шкафчик, и с чувством сказал:

— Ну ты придурок…

Николас пожал плечами, хмыкнул, устроился рядом, положил Ральфу руку на предплечье и аккуратно залечил другу перелом. Даже зуда не было.

— Есть немного, — равнодушно заметил он.

Грохнула входная дверь. Проректор по учебной деятельности, господин Тобиас, застыл на пороге спортзала. Глава академии отправил к ним своего заместителя, вероятно, потому что сам не мог оставить Юрия. Как не мог и оставить без присмотра своих самых сложных курсантов.

«Толковый у академии ректор», — решил Ральф.

— Бонк, Фостер! Вы совсем… — военный подавился ругательством. — Два идиота!

Сил встать не было, кажется, не только у него. Николас тяжело вздохнул рядом.

Господин Тобиас критически осмотрел раздевалку. Поджал губы и процедил:

— У кого-то, как я погляжу, слишком много энергии. Я найду ей лучшее применение. Вы будете патрулировать город не раз в неделю, как все второкурсники, а после занятий и вместо выходных. Они вам не нужны.

Николас поднялся, подал Ральфу руку. Он принял помощь как само собой разумеющееся, обхватил Ника выше запястья и встал рядом. Плечом плечу, как всегда после очередной их проделки.

— И это дети высшей крови? Два драчливых при… подростка! — а дальше молодой Бонк уже не слушал. Позор, скандал, репутация — всё это совершенно его не интересовало.

Дети высшей крови? Холд — да. Но не он. Проректор ошибся? Ральф прищурился, задумчиво взглянул военному в лицо. Оговорился?

— … за все двести лет Валлийской академии!

Всё верно, империя существовала без малого сорок лет. Его величество Александр не был наследником слабой Валлии, тогда еще республики, но стал её императором. Он вернул аристократам утраченную в переворот собственность, (обратная национализация, это называлось так) и оставил устоявшееся за время правления республиканцев обращение «господин». Ведь в его империи все были равны. Императора отличала особая циничность, что и понятно. На то он и император.

— … среди наших выпускников его величество Александр, его высочество Юрий, господин Холд! — разорялся господин Тобиас.

Да-да, Ральф проникся. Какая честь.

Не по той части он проректор, ему бы не учебной деятельностью заведовать, а с личным составом разъяснительную работу проводить. Воспитательную, вернее. Впрочем, на это всё руководство академии гораздо.

— Даже ваш дед, курсант Бонк! — мужчина повысил голос.

Ральф вскинул на него глаза. Дед?

— Как думаете, гордился бы вами лучший выпускник курса?

Ральф сложил руки на груди.

Он непременно узнает, правду ли говорит господин Тобиас, пусть для этого и придется провести несколько ночей в архиве, вновь и вновь нарушая правила. Ему не впервой. Дед учился в столице? Почему он ничего об этом не слышал?

— В моей семье не принято гордиться заслугами детей. Их любят за одно только существование, — равнодушно пожал он плечами.

— В этом, вероятно, и кроется причина вашей недисциплинированности, — проректор недовольно поджал губы. — Оба ко мне в кабинет. Прямо сейчас, — он оглядел их с ног до головы, скривился. Да, выглядели они действительно не очень. — Десять минут, на то, чтобы вы привели себя в надлежащий для будущих офицеров вид.

Они кивнули. Мужчина оставил их одних.

— Интересные всплывают факты, — задумчиво пробормотал Ральф, поправляя рубашку. На кителе не хватало парочки пуговиц, он оглядел пол.

— Очень, — подтвердил Ник, с кряхтением наклонился, что-то поднял. Пуговицу, он протянул её Ральфу.

— Спасибо, — серьезно сказал ему друг.

Николас тихо засмеялся.

— Пожалуйста, — Фостер подошел к треснутому зеркалу, включил воду, умыл лицо, сплюнул кровь в раковину, поднял ворот форменного пиджака. — И очень интересно, почему господин Тобиас сообщил нам об этом сейчас. Я выясню.

— Мне расскажешь? — Ральф поймал его взгляд в отражении.

— Если сочту это необходимым, — улыбнулся ему Николас.

— Полный придурок, — расхохотался молодой Бонк.

В патруле не будет скучно, они ведь будут вдвоем.

Они остались без обеда. Господин Тобиас продержал их в кабинете до самого вечера, передав ректору с рук на руки. Тот посмотрел на кислые лица, махнул рукой и отправил на ужин.

Всё воскресенье они проторчали на улице почти целый день. Не совсем торчали, конечно. Два часа в обходе, два часа в автобусе. И так несколько раз с перерывом на обед в академии. Скука смертная, в столице было тихо.

Утром они дежурили с третьим курсом, вечером с выпускниками. Никто их не задирал, что и понятно. «Психанутые» — это было самое ласковое определение, которым их награждали. На всю голову больной малолетка и вспыльчивый маг, владеющий электричеством.

В этот раз Ральф еще и фингалом курсантов отпугивал. Ник так и не удосужился его свести, а просить Бонку даже в голову не пришло. Подумаешь, синяк. Мало ли у него их было? Само заживет, тем более, заживал он действительно быстро, сквозь фиолетовый окрас уже пробивалась зелень. Наверное, Фостер всё же что-то с ним сделал.

Лезть ночью в архив у Ральфа не было сил.

В понедельник они благополучно отучились, и до вечера дежурили уже со своими. После ужина было два часа свободного времени, которое они привычно убили в общей гостиной главного корпуса, периодически играя в бильярд. Ну не совсем же они отморозки, понимали, что другим курсантам хотя бы иногда надо уступать.

Перед тем как уйти в свой корпус, они оба задержались у стены с портретами именитых выпускников академии. Ральфа старшего Ральф младший не нашел, что и понятно. Его не было на этой стене и год назад, с чего бы он взялся там сейчас?

— Кстати … — он потер подбородок, разглядывая портрет императора. На фото ему было немногим больше двадцати. Высшая кровь. Сильна, ох и сильна. Холды состояли с ним в родстве, сходство Николаса и юного Александра бросалось в глаза.

Если бы он был чуть внимательнее, то давно бы это заметил. Ральф был очень недоволен собой.

— Кстати? — переспросил его Ник.

— Ты играешь в шахматы, Николас? — он перевел взгляд с портрета на его еще более молодой оригинал.

— Редко, — задумчиво ответил Фостер. — Очень редко.

— Не с кем? — понятливо поинтересовался Ральф.

— Скучно, — улыбнулся ему Ник, а потом побледнел безо всякой видимой причины, схватился за голову и рухнул на колени, уставившись в одну точку прямо перед собой.