— Это что? — Бонк недоуменно смотрел на торчащий неровный край бумаги. Явно откуда-то выдранный, хоть и достаточно аккуратно.

— Это в некотором роде твое везение, — Николас довольно улыбнулся.

— Интересно в каком таком некотором? — сощурился Ральф.

— Тебе повезло со мной, — пояснил Фостер.

Ральф развернул бумагу, быстро пробежал по ровным строчкам глазами и почти сразу нашел свое имя. Лист включал фамилии на «Б», и Ральф Бонк значился здесь между Биремом и Бруксом. Не было таких фамилий на его потоке, да и список был написан от руки ровным каллиграфическим почерком, сейчас уже так и не пишут почти. В этом списке был упомянут Ральф Бонк — старший, отец его матери и его родной дед.

Похоже, Николас наведался в архив самостоятельно. Потому что кое-кто отсыпался за них двоих. Удивительно, но он не просто ничего не слышал, он даже снов не видел. Провал. Вечером лег, утром встал.

Ладно, теперь-то чего? Выспался зато на год вперед. И чувствует он себя на удивление бодро, хотя от слишком долгого сна могла и голова заболеть.

Болеть голова…

Ральф нахмурился. Что-то неприятно кольнуло его изнутри. Он запил это ощущение горячим сладким чаем. Дожевал бутерброд.

— Хм, — промокнул губы салфеткой. — Действительно, повезло. А личное дело ты там, часом, не нашел?

— Личного дела в архиве нет, — Николас посмотрел на наручные часы. — Больше того, твоего деда нет в списках выпускников и нет ни в одной описи.

— А это тогда что? — Ральф сложил листок обратно, спрятал в карман на груди.

— Это — лист из журнала прививок более чем сорокалетней давности, — Фостер поднялся из-за стола. — Но знаешь, что самое интересное?

— Что? — Ральф составил грязную посуду на поднос, встал со скамьи.

— Что и на групповых фотографиях его тоже нет.

— Или в архиве фото не всех выпусков, — догадался Бонк.

— Или, — улыбнулся Николас и забрал у друга поднос, потому что в своей задумчивости Ральф чуть было, не уронил его на пол.

Быстро пролетел день, перед праздником преподаватели усилили напор, постоянно экзаменуя несчастных курсантов. Ник решал задачи не просто скучающе, ему даже черновики для расчетов были не нужны. Физика, химия, алгебра, геометрия, он был хорош во всём. Ему, сказать по правде, нечего было делать на втором курсе.

«Да и в академии», — вдруг подумал Ральф.

Преподаватели ничего не могли ему дать.

Зачем младшему Холду армия? Или господин маршал готовит себе замену? Ральф посмотрел на друга, Николас вопросительно поднял бровь.

— Что ты здесь делаешь? — прямо спросил Бонк.

— За тобой присматриваю, мы же уже это обсудили, — серьезно ответил ему Николас, а потом рассмеялся, глядя в вытянувшееся лицо друга.

— На тогда, — Ральф подтолкнул к нему лист с задачей, — найди вероятность. И на бумажку запиши, как ты это сделал, гений недоделанный.

— Почему это недоделанный? — удивился Фостер, отвлекаясь от решения.

— Ах, извините, пожалуйста, — Ральф забрал у него свой тест, ну да. Точно, он так и думал, что ошибся именно тут. — Не недоделанный, а несовершеннолетний, — пояснил он и быстро доделал задание.

И сам бы справился, но с Ником было быстрее.

— Бонк, Фостер! — строго окрикнул их преподаватель и тут же отвлекся на других.

— Дался тебе мой возраст, — хохотнул Ник.

Возраст… возраст. Голову пронзила боль, в глазах потемнело. Будто запертая кем-то мысль стучалась в виски. Что он упускает?

«Я покажу, дитя», — ласковый шепот на краю сознания. Дитя?

Прохладная рука коснулась его лба, забирая боль.

— Спасибо, — тихо сказал он другу, Николас кивнул.

— Сдаем работы! — скомандовал преподаватель.

До обеда оставалось пара минут, а потом они снова пойдут в патруль.

В этот раз их распределили в усиление регулярному патрулю, и им с Фостером досталась набережная — рукой подать до университета Ани. Жаль, что не до её дома. Вряд ли получится встретить её, они всё же патруль и обязаны патрулировать, да и заступили с опозданием. А всё Николас, он потребовал у старшего группы поставить их именно сюда, и ему не посмели отказать.

Ральф вспомнил багровое лицо военного. Как он сказал Фостеру? Не дорос еще требовать? О, да, он действительно не дорос, потому что ему и не надо было расти. Кто-то рожден служить, кто-то приказывать, кто-то всю жизнь зубами грызется за место под солнцем, кто-то экономит каждый цент, а кто-то приходит в этот мир с золотой погремушкой в кулачке. Юный господин Холд не спорил со старшим по званию, лишь выгнул бровь и сухо сказал:

— Вы не поняли. Мы будем дежурить здесь. А ваша задача — прислать за нами машину к девяти. Выполняйте.

И тот послушал.

Оглушенный вид вояки рассмешил и немного напугал Ральфа. Гипноз, что ли Фостер применил? А потом расслабился, какой, к черту, гипноз? Уж преподавательский состав наверняка знал, чей сын учится в академии под этим именем.

Вот тебе и армия, даже здесь всё решают связи.

Ник в принципе сегодня был еще более странным, чем всегда. Фонтанировал эмоциями, жестикулировал и говорил за них двоих. Отмалчивался Ральф. Он, в отличие от друга, был удивительно спокоен, даже слегка заторможен. В голове возникла ассоциация с оглушенной рыбой, он потер лоб, посмотрел в окно автобуса и почувствовал внимательный взгляд.

— Знаешь, почему я так редко пользуюсь даром? — спросил Фостер.

— Тяжело? — встрепенулся Ральф. Они никогда не говорили возможностях Ника, тот избегал этой темы и ловко уходил от вопросов. Неужели созрел для откровенности?

Бонк внимательно вгляделся в его лицо. Николас осунулся, под глазами были синяки, глаза лихорадочно блестели. Черт, он не спал всю прошлую ночь, а этой — ходил в архив вместо него! Сколько он спал? И спал ли вообще?

— Больно? — догадался Ральф.

— Боль — ничто, — покачал головой Фостер. — К ней я давно привык. Нет, дело не в боли. Это как пустить кого-то чужого в себя, а я не люблю гостей.

Ральф нахмурился, вспоминая о последствиях их с Ником знакомства. Скольких он вылечил, не счесть. Ни единой жалобы, никаких претензий. Впрочем, какие претензии могут быть от молчаливой машины? Почти робот, ни одной эмоции на лице.

Дурак! Он еще обижался на него за его молчание.

— Это ты потому такой активный сегодня, — догадался Ральф. — Потому что меня подлатал?

— Нет, — улыбнулся Фостер. — Это всё бессонница.

На улице было противно. Серое небо падало на голову мелким дождем, порывистый ветер теребил плащ и все время норовил сорвать с головы капюшон. А ведь он затянул у лица шнурок и на бантик завязал, обхохочешься видок. Нику понравилось, хотя, между прочим, он выглядел не лучше.