Начинать следует с отеля в Каире, это совершенно очевидно. А дальше… как повезет.

Роуз зевнула и отправилась спать – миссис Браун наверняка уже начинает тревожиться.

То, что в путешествии стояла хорошая погода, можно было посчитать добрым знаком – во всяком случае, Роуз предпочитала думать именно так. Она проводила дни на палубе, сидя в кресле и читая или же глядя в морскую даль. Пароход исправно пыхтел в нужном направлении, периодически слева виднелась береговая линия и встречались другие суда: движение у берегов Европы было оживленным. Не раз близко подходили рыбацкие баркасы, с которых загорелые дочерна люди сбрасывали в ярко-синюю воду заштопанные во многих местах сети.

А еще отец Джонсон, по всей видимости, решил опекать одиноко путешествующую даму и вежливо скрашивал ее часы, просиживая в кресле рядом и ведя длинные беседы. Как Роуз и предполагала, он оказался третьим сыном в знатной, но небогатой семье: первенец наследовал владения, второй сын давно пропадал в Вест-Индии, став блестящим офицером, а молодой Иеремия, с которым все с самого начала было ясно, избрал путь миссионера. Иногда люди в таких случаях противятся судьбе, чувствуя, что предназначены вовсе не для священного служения, но Иеремии, похоже, повезло: в Бога он верил искренне и как-то открыто, заражая этой верой всех, кто оказывался рядом.

– Миссионерство вам подходит, – заметила Роуз на второй день пути.

– Я всегда это чувствовал. Всегда ощущал присутствие Бога. Разве мог я стать кем-то иным?

– Некоторые отворачиваются от того, что дают им небеса, ради других благ.

– Как можно от этого отречься? – искренне удивился отец Джонсон. – Служение Богу – мой долг и моя стезя, я буду идти по ней, пока не умру.

– Надеюсь, это случится еще не скоро, – улыбнулась Роуз, и молодой человек покраснел, как почти всегда при виде ее улыбки.

Невозможно было не замечать, что он неровно дышит к своей спутнице. Это оказалась легкая мгновенная влюбленность, которой отец Джонсон не мог противиться. Да и не хотел, судя по всему. Он не делал никаких намеков и ни к чему Роуз не принуждал, а также не стремился с нею сблизиться – уж уловки великосветских ловеласов Роуз знала доподлинно! Только говорил, смотрел на нее иногда печально, а по большей части – восхищенно и пропускал через себя эту вспыхнувшую любовь, словно она несла ему не испытания, а лишь радость и свет. Роуз понимала, что, когда их пути разойдутся, отец Джонсон некоторое время будет ее помнить, и лишь надеялась, что забудет потом.

Она ничего не могла ему дать, кроме дружбы.

«Одна из самых удивительных вещей, что поджидают вас в путешествиях, – это встречи. Никогда нельзя угадать, с кем вы познакомитесь, едва подниметесь на борт корабля или сойдете с трапа, или же за завтраком среди пустыни, или в деревне высоко в горах. Повсюду ждут вас встречи, о которых вы будете вспоминать потом долго, некоторые продолжите, другие просто сохраните в памяти, но все они оставят в вас след. Отправляясь вдаль, и не мечтайте пребывать в одиночестве. Мир людей не менее разнообразен, чем мир вещей и явлений, и, отказываясь от встреч, вы ничего не приобретете, только лишь утратите. Дайте этому миру к себе прикоснуться».

Роуз проснулась оттого, что корпус парохода, казалось, содрогнулся, и, прежде чем она успела вообразить себе морские катастрофы и чудовищ, поняла, что «Святая Анна» попросту ошвартовалась в порту Лиссабона. Стояло раннее утро, солнечные лучи лились в приоткрытое окно, и Роуз, приподнявшись на локте, отметила, как изменился солнечный свет. Он был теперь не пепельно-серого оттенка, как в Англии, и не с примесью озорной синевы, как у берегов Франции, а с нежно-кремовым отливом речного песка. Или ей так казалось?.. Из окна долетал плеск волн о борта и крики береговых чаек, громкие голоса матросов и бодрый бас капитана Лероя. В Лиссабоне «Святая Анна» должна простоять до вечернего отлива, взять на борт товары и новых пассажиров. Еще вчера Роуз приняла приглашение отца Джонсона прогуляться по берегу, пока пароход будет в порту, так что пора вставать, завтракать и исполнять обещание.

Она вышла на палубу где-то в половине девятого утра. Солнце стояло уже высоко, пассажиры как один были на ногах, а трап, перекинутый на причал, так и манил к прогулке. «Святая Анна» без проблем ошвартовалась в порту, находившемся в устье реки Тежу. Тут крепко пахло речным илом, камнями и застоявшейся водой.

– Не слишком приятный запах, верно? – Отец Джонсон, оказавшийся рядом, повел носом, словно лучшая бабушкина гончая. – Но мне следует привыкать. Это еще не самое худшее, что можно унюхать. Как-то мне довелось побывать в парочке работных домов, вот там воняло так воняло!

Временами его речь утрачивала плавное течение, что присуще людям образованным, и переходила на звонкий простонародный говорок.

– Вам действительно придется привыкать, – согласилась Роуз и оперлась на руку священника, чтобы с его помощью сойти на причал. – Если уж вы намерены отправиться к дикарям…

– Намерен, миледи! В самые дикие места, что еще остались на этой планете. А пока мы не отдалились от благ цивилизации, не изволите ли прокатиться со мной?..

Они наняли открытый экипаж, который провез их вдоль берега реки и дальше, к океану. Роуз наслаждалась теплом и хорошей погодой, священник же без умолку болтал, вываливая на свою спутницу ворох сведений о местных красотах. Город карабкался по холмам, и ярко цвели какие-то мелкие желтые цветы у стен монастыря иеронимитов.

Пообедав в береговом ресторане, Роуз и отец Джонсон возвратились к «Святой Анне» и стали свидетелями занимательного зрелища: на борт загружались новые пассажиры. Тяжело отдувающийся носильщик волок несколько громадных чемоданов за тучной леди средних лет, громко приказывавшей ему поторапливаться; итальянская семья, судя по их быстрому и радостному говору, весьма обрадованная предстоящей поездкой, бестолково совала матросам вещи; некий джентльмен в белом костюме, сопровождаемый слугой, пережидал этот локальный апокалипсис с достойным похвалы спокойствием. Отец Джонсон помог Роуз выйти из коляски.

– Похоже, за обедом теперь будет еще оживленней.

– Вы уверены, что все это пассажиры первого класса? – Роуз опустила на глаза короткую сетчатую вуаль, чтобы скрыть их от посторонних.

– Та дама и этот джентльмен точно будут обедать за столом нашего капитана, уж вы мне поверьте, – понизив голос, произнес отец Джонсон.

Мужчина, словно услышав, что говорят о нем, бросил на Роуз и ее спутника быстрый взгляд.

Роуз, в свою очередь, с любопытством посмотрела на него – ничего невежливого, просто короткое учтивое внимание.

Он был довольно высокий, выше ее примерно на голову, с широкими плечами, прямой, как доска, спиной и руками, которые постоянно находились в движении, – сейчас, например, рассеянно танцевали на полях белоснежной шляпы, которую незнакомый господин снял и крутил в пальцах. Волосы джентльмена были странного оттенка: не золотистые, не каштановые, не черные, не рыжие, а какие-то пегие, всех этих цветов одновременно. Роуз уже встречала людей с волосами подобного вида и знала, что такие бывают у людей, проводящих много времени на солнце без головного убора. У незнакомца оказался большой рот с чуть приподнятыми уголками, словно обладатель сих губ вот-вот рассмеется. Кожу мужчины покрывал ровный загар, что в лондонском обществе по-прежнему считалось немного неприличным, зато у бывалых путешественников не вызывало никаких вопросов. Белый костюм сидел на джентльмене как влитой, голенища прекрасных кожаных сапог отливали медью. Слуга, стоявший за его спиной, показался Роуз статуей, так как шевелиться, в отличие от господина, явно считал излишним; это был человек средних лет с глубоко изрезанным морщинами лицом и запавшими глазами, судя по виду – не англичанин.