– Женщинам уступают в двух случаях, – ляпнул я. – Когда хотят затащить в постель. И уже потом, когда легче согласится, но не отвечать на нежное лопотание. Ах да… еще уступают дорогу, пропускают вперед. Правда в том случае, если есть чем полюбоваться сзади…

Девушка расхохоталась, тряхнула гривой волос.

– Хорошо, – медленно кивнула она. – Пусть это место будет и твоим.

– Благодарю, моя королева! – с сарказмом проворчал я. – Так любезно с вашей стороны разрешить мне, низменному… Но позвольте спросить – уж не вас ли я видел в небе?

– Возможно, – хихикнула она. – Полет – вторая страсть…

Незнакомка вдруг оказалась в моих объятиях. Я моргнул огорошенный, издал невнятное мычание. Только что была в двух шагах. Неуловимое движение – и гибкое упругое тело прижалось к моему. Сквозь тонкую ткань рубашки и платья почувствовал жар, в глазах померкло от прекрасного запаха.

– А ты – моя первая страсть, – произнесла незнакомка с нежностью и грустью.

Я вздрогнул, попытался сказать что-нибудь насмешливое, дабы сгладить несуразно серьезный момент. Но не успел. Она встала на носочки и поцеловала. Я ощутил прохладные влажные губы. Мир остановился, замер…

Девушка быстро отстранилась, опустила голову. Я покачнулся, неожиданно для себя глупо и радостно улыбнулся.

– Мне пора, – шепнула она.

– Постой! – воскликнул я, испугавшись, что сейчас уйдет, и не успею узнать имя, телефон.

Незнакомка резко вскинула голову. Пышные волосы взвихрились, на прекрасное лицо упал звездный свет. Я вскрикнул и отшатнулся. Показалось, что ее глаза сверкнули зеленым фосфоресцирующим светом. Да и зрачки вертикальные, кошачьи… Я потряс головой, дабы отогнать наваждение. Посмотрел и вновь удивился. Девушка исчезла

– Ты где? – тупо спросил я в пустоту. Огляделся, и выругался от души: – Что за чертовщина?

Спрыгнул с валуна и обошел полянку. Никаких следов. Вокруг пусто, над головой звезды, а вдали город. Я разозлился, вспомнил, что путь один – тропка. Бросился вдогонку, стал спускаться. На бегу хватался за стволы деревьев, пытался гасить скорость. Но где-то на середине склона в лицо ударила колючая ветка. Я оступился и покатился кубарем. В плечи и грудь впивались сучки и острые камни, пару раз сильно ударился. У подножия остановился, врезавшись животом в большой камень. Из глаз брызнули слезы, посыпались искры. Я застонал, кое-как поднялся на колени и встал на ноги. По лицу стекало что-то горячее, рубашка порвалась. Я сделал несколько решительных шагов, но сразу остановился, одернул себя: «Успокойся, Сань! Убежала и фиг с нею. Сколько таких по улочкам бродят, а ты за этой погнался…»

Побрел на свет городских фонарей. Голова кружилась, ребра болели. Ничего смертельного, но неприятно. Морда расцарапанная, и измазался как поросенок.

Необычная все-таки девушка. Бродит по ночам в одиночестве. И остальное… Я не успел увидеть, как исчезла. Только стояла рядом, а потом будто растворилась в воздухе. А глаза? Но скорее удивительная игра света, оптический обман. Может у меня правда галлюцинации? Я не из тех суеверных дурачков, что везде видят проклятия, сглазы, порчу, ведьм, зеленых инопланетян…

Обратный путь занял гораздо меньше времени. Я перешел пустырь. Прекрасно осознавая, что выгляжу паршиво, старался обходить фонари, пробирался темными дворами. Хорошо освещенный проспект пришлось пересечь одним рывком. Я скользнул в спасительную тень, оглянулся. Вроде бы никто не заметил. А если и видели, то не придали значения. Сейчас полно припозднившихся гуляк, да и гопники выходят на промысел.

Я перевел дыхание, еще раз обругал себя за глупость. Искать приключения на пятую точку не в моем стиле. Давно прошел юношеский период, когда был готов на любые дурости и сумасшедшие поступки.

К счастью лавочки у подъезда оказались пустыми. Бабушки – самые страшные враги. Языки как помело. Когда идешь с работы, радостно приветствуют, улыбаются и разноголосо кудахчут: «Здравствуй, Сашенька! Как жизнь? Здоровья и благ!» А потом совершенно случайно узнаешь, что ты бандит и наркоман, бабник, алкоголик, тюрьма по тебе плачет…

За дверью кромешная темнота. Подростки опять разбили лампочку. Лишь со второго этажа падал рассеянный свет. Я споткнулся на ступеньках, едва не упал. Выругался и осторожно ступая, пошел по лестнице.

На площадке третьего наткнулся на группу ребят. Сидели на корточках, чем-то сосредоточенно занимались. Я окинул взглядом и невольно усмехнулся – классические эмо-киды. Черные крашеные волосы, невообразимые прически, полосатые гетры, цветастая одежда в темно-фиолетовых тонах и обилие всяческих рюшечек-цепочек. Разобраться где девочка, а где парень почти невозможно.

Я подошел на цыпочках и заглянул через головы. Оказалось, старательно давят из себя слезы. У некоторых получилось. Остальные посматривали с завистью, пытались не отставать от товарищей. Кривились и морщились, часто моргали. Я не удержался и громко фыркнул – поколение «пэпси» сходит с ума. Дети даже не пошевелились, привыкли к реакции прохожих.

Один поднял голову, и я узнал Ваньку из соседней квартиры. У меня с ним приятельские отношения. Он иногда помогал, бегал за сигаретами и хлебом. А я частенько выгораживал его перед строгими родителями. Обычный паренек, каких миллионы, худенький и нескладный.

Ванька широко ухмыльнулся. Но тут же спохватился, придал лицу скорбное выражение – так надо. Опасливо оглянулся на друзей, поднялся и подошел ближе.

– Где вас так отделали, дядь Саш?

Вот так – дядя Саша и никак иначе. Родители паренька слишком зациклены на воспитании, выдрессировали сына. Вот и выражает социальный протест, подался в Эмо. А для меня такое обращение, по меньшей мере, дикость. Ведь не сорокалетний мужик с пивным животом, разница в возрасте небольшая. Хотя с какой стороны посмотреть… Помню себя в школе. Ребят всего на пару лет старше воспринимал мудрыми и всесильными, а те, кто учились в университете – вообще дряхлые старики, таинственные Взрослые. Теперь свободно общаюсь с людьми на десять-двадцать лет старше и не чувствую разницы.

– И тебе привет, Вань, – ответил я. Только сейчас понял, что говорить довольно трудно. Губы распухли – хорошо треснулся о дерево. – Так плохо выгляжу?

– Отвратительно, – признал он с детской серьезностью. – Бабушке Маше на глаза не попадайтесь. А то опять позвонит в милицию, представится анонимом и будет ябедничать.

– Постараюсь, – кивнул я.

Баба Маша – пожалуй, самая вредная из всех подъездных старушек. Худенькая и мелкая, но злющая как Цербер. Везде сует свой длинный нос, каким-то невероятным образом пронюхивает о происшествиях в районе. Подозреваю – на каждого жильца в доме у нее заведено отдельное досье. Совершенно невозможно что-то сделать втайне. Приведешь подругу, устроишь сабантуй с друзьями или затеешь ремонт – а утром становится достоянием общественности, то есть остальных старушек. А уж те разнесут весть на весь город. И не дай бог, кто-то будет шуметь в неположенное время или бросит окурок на балкон бабы Маши. Заклюет и затравит.